Прошел еще один день путешествия, и перед ними раскинулись Болота, голые, бесцветные, отвратительные, словно весна сюда и не наведывалась. Вид и стойкий гнилостный запах Болот, неподвижность затянутых коричневой ряской луж наполнили Тарена отвращением. Раскисший торф смачно чавкал и жадно всасывал копыта Мелинласа. За спиной боязливо фыркал маленький пони. Приказав Гурджи держаться поближе и не отклоняться ни вправо, ни влево, Тарен осторожно направлял коня в заросли высоких тростников. Здесь почва была упругой, и он старался не заступать за кромку твердой земли, продвигаясь у самого края топей.
Узкий перешеек, ведущий в глубь Болот, они миновали без особого труда. Тарен еще помнил эту узкую тропу. Здесь, когда он, Эйлонви, Гурджи и Ффлевддур искали Черный Котел, напали на них Охотники Аннувина. Снова и снова проживал Тарен этот момент в страшных ночных кошмарах. Пришпорив Мелинласа, он кивком поторопил Гурджи и смело углубился в Болота. Конь брел, спотыкаясь, приминая траву, увязая иногда в чавкающей топи, и, наконец набрёл на цепь невысоких кочек, которые плавали и колыхались под его ногами, утопая в солоноватой воде. Здесь он обрел равновесие и пошел быстрее. Еще через некоторое время конь ощутил под копытами твердую почву и уже без понуканий перешел на галоп. Пони изо всех сил поспешал за ним, как будто боялся отстать и остаться в одиночестве среди погибельной топи. Вдруг перед ними открылась узкая лощина, поросшая карликовыми, искривленными деревцами. Тарен остановил коня. Среди жалкой болотной поросли стояла хижина Ордду.
Прилепившаяся к крутому склону высокой насыпи, наполовину скрытая пожухшим дерном и сухими ветками, хижина эта казалась еще более разрушенной, чем прежде. Соломенная крыша, похожая на огромное птичье гнездо, совсем осела и нахлобучилась по самые окна. Паутина плесени расползлась по стенам, которые готовы были, казалось, вот-вот рухнуть и рассыпаться. У покосившейся двери стояла сама Ордду.
С сильно бьющимся сердцем Тарен спрыгнул с лошади. Стараясь высоко держать голову и твердо ставить ноги на неверной, колышащейся земле, он в полной тишине, нарушаемой только громким лязгом зубов Гурджи, медленно пересекал двор. Ордду внимательно наблюдала за ним острыми черными глазками. Если крохотная колдунья и была удивлена, то виду не показывала, только чуть склонилась вперед и не отрывала от Тарена пристального взгляда. Ее платье, похожее больше на бесформенный балахон, чуть трепетало на ветру у колен, пряжки с драгоценными камнями и золотые булавки нелепо поблескивали в перепутанных с тонкими побегами болотной травы волосах. Она с видимым удовольствием кивала головой и приветливо улыбалась.
– Вот так так! – закурлыкала Орду, – Дорогой маленький птенчик и с ним этот, как-вы-его-там-называете! О, как ты вырос, мой утенок! Теперь тебе, пожалуй, в кроличью нору не протиснуться! Входи, входи, – поспешно проговорила она, делая приглашающий жест рукой, – Ты такой бледный, несчастный. Уж не заболел ли?
Тарен, охваченный неясным беспокойством, последовал за ней. Гурджи, трясясь всем телом, прижался к нему.
– Остерегайся, остерегайся, – тихонько хныкал он, – Гурджи знает, её ласки страшнее опаски!
Все три колдуньи были поглощены, как показалось Тарену, хозяйственными заботами. Оргох, чье лицо было совершенно скрыто под черным капюшоном, сидела на шатком стуле и безуспешно пыталась вычесать цепкие репьи из лежащей у нее на коленях сваляной шерсти. Орвен, или та, кто была на этот раз Орвен, с трудом вертела довольно перекошенное прядильное колесо, молочно-белые бусы низко свисали с ее короткой шеи и грозили запутаться в спицах скрипящего колеса. Сама Ордду – когда только она успела? – склонилась у ткацкого станка, стоящего в углу хижины посреди беспорядочной кучи древнего ржавого и сломанного оружия. На раме было растянуто начатое полотно, но окончания работы еще и не предвиделось. Спутанные нити, сплошь покрытые крупными узлами, скорее похожими на репьи, свисали со станка. Редкие уток и основа не позволяли даже примерно угадать, что за рисунок задуман нелепыми ткачихами. Тарен никак не мог разглядеть его. То ему казалось, что на полотне возникают смутные человеческие и звериные фигуры. То они исчезали. А то вдруг вновь появлялись и начинали двигаться.
Но хорошенько разглядеть странный ковер он не успел. Орвен, остановив колесо и радостно хлопая в ладоши, засеменила к ним навстречу.
– Странствующий цыпленок и гур-гур-Гурджи, милый звереныш! — залопотала она. Как поживает милый малышка Даллбен? «Книга Трех» еще у него. А его борода? Как ему, малышке, верно, тяжело таскать ее.
Но книга – не борода, – неясно добавила она. – Он пришел с вами? Нет? Как жаль! Но это неважно. Так очаровательно, что у нас снова гости!
– Мне не нужны гости, раздражённо просипела Оргох, швыряя шерсть на пол. – Мне нужны их кости!
Оргох фыркнула и что-то забормотала себе под нос. Под черным капюшоном Тарен заметил злобную гримасу.
– Ну, ну, обжора, – урезонила её Орвен, – Гости всё же приятнее. Странно, что они вообще у нас появились.
Оргох фыркнула и что-то забормотала себе под нос. Под чёрным капюшоном Тарен заметил злобную грмасу.
Ордду махнула рукой.
– Не обращай внимания на Оргох, – сказала она Тарену. – Она сегодня не в духе, бедная наша обжорушка. Сегодня была очередь Орвен стать Оргох, а Оргох очень уж хотела поскорей стать Орвен. Теперь она страшно огорчена, потому что Орвен в последний момент передумала и отказалась. Впрочем, – она перешла доверительный шепот, – я не обвиняю ее. Я тоже не люблю быть Оргох. Но мы как-нибудь это уладим.
Ордду улыбнулась, и морщины весело заиграли на ее бугристом лице.
– А ты, – продолжала она, – ты самый смелый из малых гусят. Немногие в Прайдене отваживаются по собственной воле наведаться в Болота Морвы. И из этих немногих ни один еще не возвращался отсюда. Возможно, Оргох их поглощает своей любовью. Ты единственный сумел сделать это, мой цыпленок.
– Ах, Ордду, он смельчак и герой, – вставила Орвен, глядя на Тарена чуть ли не с обожанием.
– Не говори чепухи, Орвен, – оборвала ее Ордду. – Есть герои и герои. Я не отрицаю, что иногда он ведет себя довольно смело. Он, помню, дрался рядом с лордом Гвидионом и был тогда горд собой и пыжился, как цыпленок в орлиных перьях. Но существует другой род смелости. Кто смелее: малиновка, несущая в свое гнездо червяка, или червяк, храбро извивающийся в ее клюве? Второе, дорогая Орвен, дает нам пример более великого мужества, – Колдунья обернулась к Тарену, – Ну, говори, мой птенчик, зачем ты искал нас снова?
– Не говори, не говори! — вскричала Орвен. – Дай нам самим догадаться! О, я люблю такие игры, хотя Оргох всегда их портит, – Она хихикнула, – Ты даешь нам тысячу и три попытки, и чур я первая отвечаю!
– Будь по-твоему, Орвен, если это радует тебя, – снисходительно согласилась Орду, – Но хватит ли нам тысячи и трех попыток? Молодой барашек не так прост.
Вы знаете все о том, что есть, – сказал Тарен, стараясь прямо глядеть в глаза колдунье, – И вы умеете угадывать то, что должно быть. Я думаю, вам известно не только начало моих поисков, но и конец их. Да, я хочу узнать о своем происхождении.
– Происхождении? – воскликнула Орду, – Ничего нет проще! Выбирай родителей любых, каких только пожелаешь. Поскольку ни ты их, ни они тебя не знают, какая разница, кто кого выберет? Верь в то, что тебе нравится. И ты удивишься, как всё просто, ясно и удобно!
– Я не желаю ни простого, ни удобного, – ответил Тарен, – а прошу только правды, будь она неприятная или радостная.