– За нас, – сказал Даниэль. – Я, конечно, не забыл бы, но все-таки скажу уже сейчас: я тоже провел чудесный вечер.
Я сделала глоток и принялась смущенно разглядывать помещение. В такие моменты мне всегда плохо удается смотреть в глаза моему визави. И не выходит совсем, когда визави для меня по-настоящему важен. Чтобы снять напряжение, разыскала туалет, подвела губы и задумалась о том, как это ужасно несправедливо, что самоуверенность покидает меня в самые решающие моменты. Оттого-то у моих ног и оказываются главным образом какие-то остолопы. Эти, конечно, не способны внушить мне робость. Именно их я впечатляю своим остроумием, иронией и находчивостью. Так что фактически мои прежние поклонники были мне только в тягость.
– Ну а сейчас кинемся в загул, – сказал Даниэль, когда я вернулась.
И в тот же момент загул кинулся на нас. Это была орущая команда под предводительством человекоподобной шаровой молнии.
– Как это здорово, что ты здесь! – завопила шаровая молния и заключила Даниэля в объятия своими короткими ручками.
– Михаэль, благодарю за приглашение. С днем рождения тебя, желаю всего самого лучшего. – Даниэль схватил меня за руку и притянул к себе.
– Позволь представить тебе Кору. Михаэль Хинц. Кора Хюбш. Только не говори: «Как мило!» Над этой шуткой она уже не смеется.
– Не беспокойся. Хэлло, Кора. Приветствую от всей души. Сказать «мило» было бы здесь оскорбительным преуменьшением.
– Ах, благодарю, – отвечала я. – Комплимент из уст профессионала особенно ценен.
– Так Даниэль тебе уже объяснил? Еще бы! Ведь на хирурга-косметолога я совсем не похож. Скорее на того, кто срочно в нем нуждается.
Михаэль прямо-таки визжал от восторга.
Приятный человек. Такой самоироничный. Я тоже самоиронична. По крайней мере, была такой, пока появление д-ра Даниэля Хофмана не заставило меня мутировать в зацикленную неврастеничку.
– Что с Кармен? Она придет? – спросил Михаэль.
– Может быть, позже. Ей предстоят съемки.
Второй раз за день мое настроение было порядком испорчено. Но я улыбнулась отважно и любезно, как будто речь шла о моей лучшей подруге.
– Ох уж эти кинозвезды, – сказал Михаэль и пожал плечами. – По правде говоря, она не в моем вкусе. Слишком худа, отсосать нечего. Ты мне нравишься гора-а-здо больше!
Он поглядел на меня дружелюбно и вожделенно, как будто мысленно уже чертил на моем теле выкройку. Думаю, он не хотел сказать ничего дурного, однако я целый вечер спрашивала себя: не полнит ли фиалково-синий и не лучше ли было надеть что-нибудь черное?
Как бы там ни было, праздник удался. Пьяная в стельку сотрудница Даниэля заставила меня выпить с ней на брудершафт и, воскликнув при этом: «Мы, сестры, должны держаться вместе», поцеловала меня в губы.
Как мне шепнул Даниэль, Клариссу недавно покинул друг. Вроде бы ему показалось, что их связь стала слишком прозаичной. Неделей позже Кларисса увидала его в парке с коренастой брюнеткой.
– Обидно – я была поражена. Если бы новая оказалась по крайней мере стройной блондинкой. Но покинуть ради коренастой – это не вписывается ни в какие стандарты, а потому по-настоящему оскорбительно.
Даниэль весело взглянул на меня и поцеловал без предупреждения.
– Какая ты пряная, – сказал он.
– Это «Голуаз лежер», – уточнила я. Ведь я только что выкурила сигарету. А курильщицы не очень-то радуются, когда их внезапно целует некурящий.
Я, например, в последние дни даже не ела ничего с чесноком. Предостережением послужила история, поведанная мне Йо. На днях, в субботу, почти уже вечером ее пригласил в кино один обольстительный сотрудник из отдела рекламы. А за день до того она была в греческом ресторане, и от нее несло чесноком, как от римского легионера. Чтобы найти хоть одну работающую аптеку, она обежала полгорода. И в итоге оказалась в глупейшем положении, умоляя врача «скорой помощи» о действенном средстве против запаха изо рта.
– Ты не будешь возражать, если сейчас мы покинем компанию и совершим еще одну посадку – на террасе у меня на крыше?
Мне показалось, что слова Даниэля прозвучали слегка двусмысленно, тем более что он прошептал их мне прямо в ухо. На пути домой мы обнимались на каждом красном светофоре и слушали Р. Келли:
Ва b у , we both sittin' h еа r.
We п eed to get somewhere private, just уои an' те .
Throw уои r underwear о n the wall.
Who's the greatest lover of them all?
Who makes уои r love соте down like waterfalls?
I thought you knew. Come оn, Ва b у , let's do this[41] .
О… Yeah[42].
Телефон!
Я не подхожу. Я не подхожу. Это, должно быть, Йо, и она будет меня ругать. А вдруг Даниэль? Что, если он не оставит сообщения? Надо решиться.
– Хюбш?
– Хэлло! Сейчас начинается «Спорим, что…» Ты тоже смотришь? Я собиралась тебе раньше позвонить.
– Привет, мама.
– Деточка, как дела? Почему ты дома в такую прекрасную погоду? Мы с папой сегодня чудесно покатались. У папы даже загорело лицо. Ну ты же знаешь, стоит ему только заметить солнце, как он уже коричневый.
– Ах, я…
– Ты уже слышала о Штефании?
– Нет, а что с ней?
– Твоя кузина вчера вечером родила! Мальчик! Каково!
– Я и не знала, что она беременна.
– Детка, ну как же ты не знала. Я же рассказывала тебе об этом. Просто ты не интересуешься своими родными.
– Ах, мама.
– Вот именно! Ну ладно. Хорошо хоть роды прошли без осложнении. Малыш вылетел, как пробка из шампанского. Не то что тогда с тобой.
– О-о-о.
Пожалуйста, не надо. Эту историю мне приходится слушать на каждом семейном торжестве. Я была очень толстым младенцем, и поэтому врачу пришлось извлекать меня с помощью вакуумного экстрактора. А на голове у меня было так много волос, что акушерка сказала: «М-мда, стоит иным появиться на свет, как им уже пора к парикмахеру».
Всякий раз, как моя мать рассказывает о моем рождении, я в этом рассказе становлюсь на сто граммов тяжелее, а родовые муки на час удлиняются. Однажды, когда она меня вконец достала, я сказала ей, что нечем тут хвастаться. Что от одной знакомой акушерки я слышала, что родить ребенка – это как выкакать самую толстую в своей жизни какашку. Она действительно так сказала – на мой взгляд, очень даже образно.
Но мать была смертельно обижена. На минуту замолкла, а потом произнесла: «Зря я с тобой вообще говорю».
С тех пор подобные комментарии я держу при себе.
– Штефании 28 лет. И это их второй ребенок, – в ее голосе мне послышался упрек. Меня ужасно раздражает, что женские особи в нашем широко разветвленном семействе постоянно дают приплод. Тем самым они как бы оказывают на меня моральное давление.
– Моя соседка тоже беременна, – сказала я.
– Вот видишь.
– Она только что была у меня со своим мужем. Они ужасно поссорились. В ярости она даже раскокала вазу.
– Не ту ли, что я привезла тебе из Китая?!
– О нет. Другую.
Боже милостивый, ну какая же я дура! Не скажи я об этом сама, она бы даже не заметила, что вазы нет на месте.
– Ну, детка, мне пора закругляться. Папа хочет немного перекусить. На следующей неделе мы к тебе заглянем. Только скажи, когда тебе удобно. Целую.
Еще этого не хватало. Где достану новую вазу? А где взять время на основательную уборку квартиры к их приезду? Обычно моя мать половину времени проводит за чисткой кухонных шкафов уксусным раствором и расстановкой разнообразных косметических средств согласно назначению. А моя уборщица беременна и возвращается в Польшу. Буду развешивать белье, а потом гладить. И то и другое – успокаивающие, медитативные виды деятельности, требующие смирения и старания.