Иван лихорадочно припоминал, что еще может обнаружить находчивая Вера, но перед глазами маячили сережки с тусклым, чуть пожелтевшим жемчугом. Не в силах справиться с собой, он слегка оттолкнул девушку в сторону, достал из-под стопки тарелок большое блюдо и отдал ей в руки.
— Сойдет? — грубо спросил он.
Вера внимательно следила за Ваниным лицом. Неожиданно уголки ее губ дрогнули, медленно растянулись в улыбку.
— Ой, Вань, ты смутился? — не веря глазам, спросила Вера, сочувственно подняла брови и… расхохоталась.
Ее смех заполнял все углы комнаты и застревал в спирально закрученных подвесках люстры. Она, не устояв на корточках, приземлилась на мягкую точку, скрестив по-турецки ноги. Поднос лежал у нее на коленях, а Вера исходила смехом.
У Вани руки дрожали от нестерпимого желания задушить эту наглую девку. Как она смеет издеваться над ним в его же доме, в присутствии Насти?! Мало того, что она так бесцеремонно обнаружила его тайну, да еще смеется в лицо. Врезать бы ей разок, чтобы заткнулась, но что подумает Настя!
Иван постарался взять себя в руки. Громко хлопнув дверцей, он встал, не обращая внимания на Веру, осуждающе взглянул на Асю.
— Пойдем, возьмешь продукты.
— Что?
Ася не узнала свой голос, из горла вырывались каркающие звуки, и только теперь она поняла, что почти не дышала.
«Боже мой! Эти серьги!.. Мои серьги до сих пор у Ивана. — Увидев их, Ася перестала соображать, стояла, как парализованная, не в состоянии ни о чем думать, что-то чувствовать. — Мои серьги!.. Этого не может быть!»
— Настя! — строго окликнул ее с порога Иван.
Она перевела взгляд на Веру, утиравшую слезы и всхлипывающую от смеха. Ася не могла понять, почему ее подруга смеется, но та вела себя слишком вольно в чужой квартире, а потому Ася решила напомнить ей о приличиях.
— Вера, — с упреком позвала ее девушка.
— Да, да. — Вера неуклюже перекатилась на колени, поддерживая рукой дорогое блюдо и продолжая смеяться. — Господи, впервые вижу, чтобы взрослый мужчина так краснел!
— Вера, нам пора. — На фоне зычного смеха подруги голос Аси казался безжизненно-тихим.
— Да, — легко согласилась Вера, — пора, мой друг. Чего ты такая бледная? Переживаешь за соседа? Идем на кухню.
Иван со злостью бросал в сумку пакеты с продуктами, опустошая холодильник. Обращаясь к нему, Вера не изменила своему настроению:
— Ты представляешь, что бомбардируешь меня этими деликатесами? Да, Ваня? Напрасно. И чего ты вообще злишься? Я тебе сказала комплимент. Давай я помогу тебе, Ваня. Ася, где моя авоська? — Она набрала овощей, положила пару пакетов круп и победно посмотрела на Ивана. — Хочешь врезать мне?
Он ошалел от такого предложения и на секунду забыл о присутствии Аси.
— Еще как! — И понял бессмысленность своей злости. Недобро усмехнулся. — Но лучше шею вывернуть… да язык укоротить.
Вера уловила нотки мрачного юмора, но все равно оценила его.
— Ваня, но я же не допытываюсь причины, только высказала факт. У нас Ася любопытная…
— Не пытай судьбу, Вера, — обожжешься, — хмуро прервал ее Иван.
— Вера, идем. — Ася тронула подругу за плечо. — Ты слишком разговорилась.
Вера успокоила ее улыбкой, вручила полную авоську и снова повернулась к Ивану.
— Кстати, Ваня, твоя сумка нам не нужна. Можешь смело перекладывать все обратно в холодильник. Только не забудь, что это не моя шея, ладно? Пошли, Ася.
Стиснув зубы, чтобы не сорваться на отборную брань, Иван закрыл дверь за девушками, быстро рассовал пакеты в холодильник и пошел в комнату. Достав из буфета серьги, он крутил их в пальцах и смотрел в темное окно.
Сколько раз он пытался вызвать в памяти образ той, что оставила эти украшения в уплату за постельные утехи, и ничего не получалось. Только ощущение стыдливо горящей кожи ее плеч, шеи, лица. Только контрастно-белые простыни и подушка. Только предчувствие опасности и неги… Предчувствие любви… Господи, когда это закончится?!
Сжав в кулаке драгоценности, он оглядел комнату в поисках укромного места. Он забудет о серьгах и их обладательнице. Он должен забыть о них. И Настя ему поможет. Как только он добьется ее расположения и доверия, она поможет ему забыть собственные грехи.
Пусть будет счастлива та девушка, волею случая попавшая к нему в постель, а он искупит свою вину с Настей.
Ася в полной мере поняла значение слова «мерзопакостно». Когда-то она прочитала его в одном из романов какого-то русского классика. Тогда оно показалось причудливой фантазией писателя, но в этот вечер она сполна оценила подобное состояние и настроение. Презренное и горькое слово преследовало ее оглушительным набатом.
Совсем недавно она сделала для себя открытие, что ее отношения с Юлианом весьма далеки от романтических, не говоря уже о любви. Не раз она собиралась объясниться с ним и разорвать наконец липкую паутину ложного приятия. И каждый раз ей что-то мешало. В последние дни Ася не видела Юлиана, и, несмотря на это, она все больше ощущала тяжесть на душе.
Но когда на новоселье Ивана он пришел со спутницей, а через несколько минут Ася узнала, что Юлик женат уже семь лет и спутница — его жена, она почувствовала себя не то что преданной, а облитой грязью. Она не знала, смеяться ей или плакать. С одной стороны, отпадает необходимость объяснять что-либо Юлику, но с другой…
Как он смел обнадеживать ее замужеством, имея жену и детей?! Теперь понятно, почему он никогда не приглашал ее домой. И причина была вовсе не в родителях, и все его отговорки о болезни матери, о напряженных отношениях родителей с сыном были дешевыми уловками, праздной ложью. А она-то выискивала слова, чтобы не обидеть его «душевную мягкость и чуткость», чтобы, не дай Бог, не задеть его мужское достоинство, отказываясь от любви.
Обида и боль сковали ее горло. Хорошо, что за столом все были увлечены разговором и каждый хотел вы сказать свое мнение, а не слушать других. Пока гости оживленно перекрикивали друг друга, Ася решала, чего же в ней больше — равнодушия, боли предательства или же облегчения от долгожданного конца романа. Но с какой стороны ни смотри, чувствовала она себя мерзопакостно.
Единственным желанием было уйти. Остаться одной. Занять делом зудящие руки и мысли и отключиться от мира на время, чтобы — в который раз! — попытаться начать жизнь заново.
Даже в этом ей было отказано. Вера и Люда, хоть их пригласил Иван, часто бросали в ее сторону взгляды. Им было весело, но Ася знала: уйди она, и подруги потянутся за ней, стоически пряча в себе нежелание прерывать веселье и, может быть, теряя потенциальных женихов. Тут Ася горько усмехнулась про себя. Что ж, по крайней мере девочки будут знать наверняка о семейном положении каждого присутствующего и не попадут впросак, как она. Господи, как это все мерзопакостно! Ваня украдкой наблюдал за Асей. Воспоминания вновь нахлынули на него. Сейчас он смотрел на свою бывшую жену равнодушно, даже с некоторой долей снисходительности. Но тогда, семь с половиной лет назад, он был оглушен предательством, его душила бессильная ярость и ощущение потерянности. Словно он оказался в вакуумной колбе, без опоры под ногами и довлеющими над ним невидимыми стенами.
Такой же потерянной выглядела сейчас и Анастасия. Она сосредоточенно цедила легкое вино, золотистыми бликами играющее в гранях хрусталя, но Ваня мог голову дать на отсечение, что Настя не чувствует ни вкуса, ни запаха изысканного напитка. Ваня обвел взглядом собравшихся и вдруг с ужасающей ясностью представил себя на месте девушки. Тогда, давно, он бесновался в одиночестве или предавался пьяным разгулам. Насте приходилось держать себя в руках, сидеть с незнакомыми людьми и предателем за одним праздничным столом и скрывать обуревающую муку в себе, изображать довольного жизнью человека. Он медленно открывал для себя глубинную цельность ее натуры, огромную волю и стойкость, редкостную даже для мужчин, не то что для слабого пола. Волна уважения к девушке поднялась в нем, смешалась с восторгом, доводящим до страха. С удивлением и восхищением Ваня понял, что хочет называть ее с большой буквы.