Ноги опять в стременах. Пока ехал, передумал о многом. Молил Всевышнего, чтобы закончились наконец эти мучения.
Народу на суде было много. По одну сторону сидели парни, которые били, по другую – мой друг Рахман. Начальство сидело сверху. Были вопросы, были и ответы. Те, что били, вины своей не признавали и все валили друг на друга. Здесь я и пригодился. Начальство, что сидело наверху, допросив меня, осталось довольно моими ответами. Когда дали слово защитнику, он спросил у моего друга Рахмана:
– А скажите, почему вы избили несовершеннолетнего?
– Я его не бил – только головой толкнул.
– Все равно считается, что били. На лице у него осталась рана. Раз он у вас деньги украл, а вдобавок если вы его еще и поймали, нужно было сдать его в милицию.
– Сил не хватило.
– Бить хватило сил, а в милицию отвести – не хватило?
– Их трое было – один бы я не справился.
– Нужно было позвонить в милицию! Или позвать людей на помощь. Вон сколько людей на улицах!
– Людей? Каких людей? Где эти люди?
Рахман не мог продолжать от волнения. Он вытирал глаза полой халата.
Начальство объявило перерыв на один час. Сами ушли совещаться перед вынесением приговора. Я проголодался и зашел в чайхану. А когда вернулся, попив чая, – люди уже выходили из здания суда. Я понял, что суд закончился. Стал искать моего друга Рахмана, чтобы узнать о решении. И тут наткнулся на женщин. Собравшись в круг, они заливались слезами. Голосили, хлопая себя по лбу и по коленям. До меня дошло: это были родственники тех парней, которые избивали. И я ощутил свою вину в том, что они плачут. Не в силах больше смотреть на их залитые слезами лица, я отвернулся и направился к Тарлану.
Мы поехали в кишлак. Миновав колхоз «Восьмое марта», въехали в ущелье Хайрандыра. Вокруг – низкие холмы. Дорога, словно качели, то поднимается вверх, то опускается вниз.
Наступили сумерки. Сумерки, опустившиеся на мир, опустились и на мою душу. На душе сделалось смутно. Я невольно оглянулся. Заметил вдалеке красную машину. Мы с Тарланом поехали по обочине дороги. Стали подниматься на склон горы. На самой середине склона я снова обернулся. Машина ехала следом. Мы спустились со склона. Из-за того, что склон был крутой, Тарлан припадал на задние ноги. Передние ступали тяжело. Мы спустились в долину. Машина на вершине холма замедлила ход. Я удивился. Обычно машины едут быстро, но эта за все время и одного коня не сумела обогнать. Или, может, в ней что-то сломалось?
Мы подъехали к арыку, перерезавшему дорогу. Вода в арыке мутная. Вся в красной глине. Коню будет по колено. Тарлана я в арык не пустил. Прикинул: а не лучше ли будет перепрыгнуть через него? Но сразу же передумал. Дело в том, что берег арыка тоже был весь в липкой грязи. Тарлан здесь мог бы поскользнуться.
Мы поехали вверх, вдоль арыка. Искали отмель. Машина спустилась в лощину. Остановилась у арыка. Сидевшие в ней как будто поняли, что здесь не перебраться, и поехали по нашему следу. Мы с Тарланом перескочили через арык, где было поуже. Машина остановилась на том месте, где мы перепрыгнули. Я понял, что по этой дороге они едут впервые. Показал им рукояткой плетки наверх:
– Еще немного проедете, и будет разлив! Там машина сможет проехать.
И мы отправились своей дорогой. Но тут вслед раздался голос:
– Эй, шеф! Тормозни!
Голос был незнакомый. Что он сказал, я недопонял. Кем бы он ни был, все же это был голос человека. Я решил, что надо подъехать. Встал на берегу арыка. Из машины вышло четверо. Двое с разбегу перепрыгнули через арык. Испугавшись, Тарлан попятился. Гляжу: двое молодых ребят. И другие двое тоже подошли. У всех на глазах темные очки. Волосы до плеч, ушей не видно. Одеты довольно прилично. Один с бородкой. Сперва я подумал, что он примерно одного возраста со мной. Потом, присмотревшись, понял, что парню под тридцать.
– Вы, кажется, звали меня, братья?
Они посмотрели на меня и не произнесли ни звука.
Бородатый вышел вперед:
– А ну слезай-ка с коня, шеф!
– Говорите так, я не глухой.
– Сказано слезай – значит, слезай!
Меня задело, что они обращаются ко мне на «ты». Спешиваясь, я сказал:
– Не надо «тыкать», приятель. Ведь я вам, пожалуй, в отцы гожусь.
– Видали мы такого отца…
Я опешил. Держал в руках поводья и злился. Крепко сжал рукоятку плетки.
– Привяжи коня и иди за нами!
– Что вы мне хотите сказать, приятель? Говорите здесь.
– Сказано, иди за нами – значит, иди!
Они двинулись вверх, вдоль арыка. Очков никто из них так и не снял.
Я накинул поводья на наклоненную голову Тарлана и пошел следом:
– А сами-то вы кто такие? Чьи сыновья? Представьтесь же наконец, братья.