– Что ж она ведет себя так?
– Я почем знаю? Вот – жена ваша, вот – вы! Сами разбирайтесь!
Снова пошел отец наш к матушке.
На этот раз долго там был.
Снова дверь с треском хлопнула.
Невестка из окна выглянула.
Отъезжающему зятю вслед поглядела.
Часть V
Сияет в саду звездном луна.
Точно в молоке ее прополоскали, белая-белая.
– Вот сидим, глядим в глаза друг другу… а это гляденье уже само стих напоминает. Может, у кого из поэтов было это или в народе пелось. Скажу тебе, бабушка, это от гляденья в глаза сложилось…
Далек-далек лунный луч, Далек-далек свет из туч, Не охватишь целиком этот мир…
– Иногда сижу это я, бабушка, нарочно дома, а детвора думает, что нет меня, через забор лезет. На урючины залезут и давай лакомиться. В подол еще наберут, тогда уходят. А я гляжу на них и любуюсь… слышишь, бабушка, дети, говорю, наши урючины облюбовали, дети! Думаю, со стороны улицы надо плодовые деревья посадить. Кто приходит-проходит, попробует… дети, вот, едят…
Зажил отец наш бобылем.
Пока гнев не прошел, не чувствовал, что жены нету дома.
Теперь мало-помалу замечать стал.
По жене нет-нет, да и заскучает, вздохнет. Подушку руками, нет-нет, да и обхватит, вздохнет. По двору кругами-кругами походит, вздохнет…
Скучно без жены!..
На лошадь вскочит, затемно со двора отъедет.
К забору шурина подъедет, через забор глянет.
В темный двор всматривается. Вздохнет, снова вглядывается…
Запах матушки нашей ноздрями втягивает…
Думал-думал, решил дядю к шурину послать.
Дядя просто в бешенство пришел:
– Да чтоб тебе ослепнуть! Что натворил, а?!
И кулаком по полу стучит.
– Язык так не распускайте, – тетка говорит.
А дядя все – бух-бух! – кулаком по полу:
– Говорил тебе отец твой покойный, говорила тебе мать твоя покойная, брось ее, жизни тебе с ней не будет, говорили! Что, просто так говорили? Как говорили, так и стало! Сам свою жизнь в пыль развеял! Она тоже так вот думала…
– Что она думала? – отец говорит.
– А о том думала, что что нет мужу до детей дела…
«Уйду от него, попробую судьбу свою сама устроить», – вот что думала.
– Ладно, ушла, и скатертью дорожка! – тетка говорит. – А тебе жену искать надо! Нож без ножен не оставляют!..
«Неужели до такого она дошла?» – отец наш про себя думает.
Сидел-сидел, смелости набрался.
– Ладно, – говорит, – придется новую жену заводить.
Посоветовался дядя с родней, сложившееся положение обсудил.
Стали для отца нашего женщин подыскивать.
Двух нашли. У обеих мужья в авариях погибли.
Одной где-то тридцать пять, бездетная. Второй около сорока, двое детей.
Тетка хлопочет:
– Дверь увидав, не бери; колыбель увидав, бери, – говорит. – Айгуль больше подходит: дети есть…
Дядя на себя заботы свата взял.
У родителей женщины согласие получил. На деток ее поглядел.
Хорошие детки, ласковые.
– Вот и славно, – говорит дядя, – племяннику нашему готовые дети будут.
Дошли и до матушки нашей эти разговоры.
Вспыхнула матушка, как фитиль!
На подоконник села, локти уперла.
– Ну и ладно, мне-то что… – шепчет.
Подбородок в ладони вдавила. Голову чуть влево наклонила, глаза в себя куда-то глядят.
Лицо пылает, желваки туда-сюда ходят. Грудь обвисла, точно упадет вот-вот. Тянет грудь обвисшая книзу ее.
Нет, не горе это, не ревность это…
Груди ее, как чаши, точно на нитках повисли. Вот-вот оборвутся, обрушатся с тела на землю, разобьются вдребезги…
Затвердела внизу грудь, точно камень стала. Распрямилась матушка. Нет, не прошло.
Что затвердело, не размягчиться никак, не опустится. Попробовала матушка грудь размять. Пальцами слегка – пир-пир – по ней прошлась. Не чувствует ничего грудь.
Стала издали пальцами к ней подходить, еще осторожнее. Ладонью тихонько-тихонько поглаживает. Глаза закрыла, поглаживает.
Почувствовала грудь пальцы.
Наконец, стало тяжесть в груди отпускать немного.
На лбу пот холодный выступил.
Сидела-сидела, улыбнулась слабо. Словно со словами чьими-то соглашается, головой кивает бессмысленно.
– Пусть женится, белая нога черной не станет, – одними губами шепчет.
По природе своей женское племя само о себе заботиться может, и накормить-напоить само себя может, и детей поднять само может, а все равно… все равно по самому своему имени – слабо![76]
Потому женское племя всегда голове своей защиту найти желает.