Потребовалось три дня, чтобы достичь города Ар. Сразу после перелета через Воск я спустился и устроил лагерь, а потом путешествовал только по ночам. Днем я освобождал своего тарна, позволяя ему добывать себе пропитание. Они прирожденные охотники и едят только то, что могут добыть сами. Обычно их пищей им служат горийские антилопы или дикие быки, которых они убивают и поднимают на огромную высоту в своих чудовищных когтях, где разрывают на куски и пожирают. Нет необходимости говорить, что тарны - угроза всему живому, имеющему несчастье попасть под тень их крыльев, не исключая и людей.
В течение первого дня, укрывшись в одной из рощ на границе Ара, я ел, спал, упражнялся во владении оружием, чтобы поддержать свежесть в мускулах, которые затекают от длительного пребывания на спине тарна. Но я скучал. Даже берега реки были угрюмыми, ибо люди Ара, как опытные военные, опустошали полосу шириной в две-три сотни пасангов вдоль своих границ, срезая фруктовые деревья, забрасывая колодцы, засаливая плодородные земли. Ар хотел, преследуя свои цели, окружить себя невидимой стеной, опустошенным районом, страшным и непроходимым.
На следующий день я встретил больше приятного и устроил лагерь в долине, усеянной деревьями ка-ла-на. В предыдущую ночь я перелетел через поля пшеницы, серебристо-желтые в свете трех лун. Я держал курс по компасу, указывающему всегда на Сардарские горы, жилище Царствующих Жрецов. Иногда я вел тарна по звездам, расположенным, правда, несколько под другим углом, чем те, которые я видел над своей головой в горах Нью-Хэмпшира.
Третья стоянка была в болотистом лесу на северной границе города Ар. Этот район я выбрал потому, что он наименее посещаем в пределах полета тарна от Ара. Ночью я видел много огней деревень подо мной и дважды слышал свистки тарнских патрулей - групп из трех воинов, облетающих свой район. В моей голове мелькнула мысль - бросить эту затею, стать изгнанником, дезертиром, но спасти свою шкуру, выбравшись из этого предприятия, сберегая свою жизнь, хотя бы и только временно.
Но за час до полуночи, в день Весеннего Пира, я оседлал своего тарна, дернул за первый повод и поднялся над деревьями заболоченного леса. Почти тотчас я услышал вскрик начальника арского патруля:
– Вот он!
Они следили за моим тарном еще тогда, когда он пасся над лесом и теперь летели на меня с двух сторон, сокращая расстояние. Очевидно, они не желали брать меня в плен, ибо сразу же после крика я услышал свист стрелы, пущенной из арбалета, над своей головой. Прежде чем я собрался с мыслями, черная крылатая тень возникла впереди меня, и при свете трех лун я увидел воина, швыряющего в меня копье.
Он, несомненно, достиг бы цели, не сверни мой тарн резко влево, едва не столкнувшись с другим тарном, чей седок выпустил в меня стрелу, которая вонзилась в седло. Третий уже догонял меня сзади. Я повернулся, поднял стрекало, пристегнутое к запястью, чтобы отразить удар меча. В момент соприкосновения из лезвия посыпались желтые искры. Вероятно, я как-то успел повернуть тумблер. Оба тарна инстинктивно отпрянули друг от друга, и я таким образом выиграл еще немного времени.
Я отстегнул свой лук и заложил стрелу, одновременно заставив тарна описать полукруг. Думаю, что первый из моих преследователей не ожидал, что я поверну птицу, продолжая преследовать меня. Пролетая мимо него, я увидел его расширившиеся глаза в прорези шлема - он понял, что я не промахнусь. Потом он дернулся в седле и его тарн, крича, скрылся из поля моего зрения.
Двое оставшихся патрульных приготовились к атаке. Они бросились навстречу мне, промежуток между ними был около пяти ярдов: они хотели заставить моего тарна сложить крылья и таким образом поймать нас между своими животными.
У меня не было времени для размышления, но мой меч вдруг оказался у меня в руке, а стрекало на поясе. Когда мы столкнулись в воздухе, я рванул за первый повод, пустив в ход стальные когти своего тарна. И сейчас я благодарю тарноводов Ко-Ро-Ба за то, чему они его научили. Может, мне стоило поблагодарить за боевой дух моего пернатого гиганта, которого Старший Тэрл назвал тарном среди тарнов. Действуя когтями как саблями и нанося удары клювом, издавая оглушительные вопли, мой тарн бросился на двух вражеских птиц.
Я скрестил меч с ближайшим из двух воинов, но продолжалось это очень недолго. Внезапно один из вражеских тарнов, отчаянно хлопая крыльями, рухнул в болотистый лес. Оставшийся воин развернул своего тарна для следующей атаки, но, вдруг вспомнив, что его обязанность - поднять тревогу, в бешенстве прокричал что-то и погнал своего тарна к огням Ара.
Он был уверен в успехе, но я знал, что легко догоню его на своем тарне. Я направил его за уменьшающейся точкой и отпустил поводья. Когда мы приблизились к убегающему противнику, я положил на тетиву новую стрелу. Решив не убивать воина, я ранил его тарна в крыло. Тот завертелся, оберегая пораженное место. Воин не смог больше управлять птицей, и они рухнули на землю.
Я потянул за первый повод и отпустил его только тогда, когда мы оказались на такой высоте, что мне стало тяжело дышать. Я взял курс на Ар, желая пролететь выше патрулей. Когда мы достигли Ара, я пригнулся в седле, надеясь, что точка на фоне лун, которую могут заметить наблюдатели из города, будет принята за дикого тарна.
Город Ар насчитывал не менее 100 тысяч цилиндров, и каждый из них был освещен огнями Весеннего Пира. Не было сомнения в том, что Ар - величайший город Гора. Это был великолепный город, драгоценный камень империи, столь желанный ее убару, всепобеждающему Марленусу. И там, внизу, где-то в этом сиянии, лежал простой кусок камня, Домашний Камень этого гигантского города, который я должен буду украсть.
6. ПАУК НАР
Нетрудно было определить высочайшую башню в Аре, цилиндр убара Марленуса. Спустившись ниже, я видел, что мостики между домами полны людей, празднующих Весенний Пир, многие были пьяны. Среди цилиндров летали тарнсмены; веселящиеся воины, упоенные свободой пира, гонялись друг за другом, шутя скрещивали оружие, устремляли своих тарнов с быстротой молнии на мостки, отворачивая в нескольких дюймах над головами испуганных жителей.
Я храбро устремил своего тарна вниз, в скопление цилиндров, посадив его, подобно пьяному тарнсмену Ара, на стальную балку, выдвигающуюся из стены цилиндра и служащую насестом для тарнов. Хлопая крыльями и обхватив своими стальными когтями балку, он поерзал взад-вперед, устраиваясь поудобнее. Наконец, удовлетворенный, он сложил крылья и замер, если не считать быстрых движений головы и блеска злобных глаз, устремленных на людей, ходящих по мосткам.
Мое сердце бешено забилось, когда я понял, как легко могу улететь отсюда. Однажды мимо меня пролетел пьяный воин без шлема, кипевший от желания драться. Он стал задирать меня. Если бы я уступил ему место, это вызвало бы подозрение, ибо на Горе единственным почитавшимся ответом на вызов было принятие его.
– Да уничтожат Царствующие Жрецы твои кости, - прокричал я столь беззаботно, сколь мог, и для лучшего впечатления добавил:
– И да бросят тебя в навоз тарлариона!
Последнее ругательство, относящееся к ящерицам, которых использовали многие примитивные племена, кажется удовлетворило его.
– Да потеряет твой тарн свое оперение, - проревел он, сажая свою птицу на свободный кусок балки. Он наклонился ко мне и протянул кожаный бурдюк с вином, из которого я сделал большой глоток, пренебрежительно швырнув бурдюк ему обратно. Через секунду он снялся с шеста и полетел дальше, хрипя песню о печалях лагерных потаскушек.
Как и большинство горийских компасов, мой был снабжен циферблатом часов. Я посмотрел на часы - две минуты первого. Мои мысли о бегстве и отступлении исчезли. Я резко поднял тарна и направил его к башне убара.
Через минуту она была подо мной. Я быстро снизился, ибо никто без специального разрешения не может летать возле башни убара. Спускаясь, я осмотрел широкую плоскую крышу цилиндра: она казалась освещенной изнутри голубоватым светом. В центре находилась круглая платформа, около десяти шагов в диаметре, к ней вели четыре круглые ступени. На платформе в одиночестве стояла темная фигура. Когда тарн сел на платформу и я соскочил с него, девушка закричала.