— А что, могу и на «Сотби» тебя устроить. Хочешь, обсудим? — Жуковицкий шулерским глазом посмотрел на Игоря.
— Переговоры с девочками, или бандитов подошлешь?
— Ну, я так не играю! — обиженно протянул Жук. — Я к нему со всем сердцем…
— Не гони! Вместо сердца у тебя кошелек, причем, из жабьей шкуры, — оборвал его Корсаков. — Говори, что надо?
Жук вновь стрельнул глазками по сторонам.
— Ладно, может, я как раз тот, кто тебе нужен, — усмехнулся Жуковицкий. — Старый, добрый Жучила всем нужен, когда жизнь раком встает.
— С чего ты взял, что у меня проблемы? — вскинул подбородок Корсаков.
— Ха! У тебя это на лице написано.
— Не смешно. — Корсаков надвинул на глаза «стетсон».
Жуковицкий придвинулся, скрипнув стульчиком. Смотрелся он на нем в своем роскошном костюме столь нелепо, что Корсаков, даже напрягая воображение до максимума, не мог представить, что пригнало Жука на Арбат.
— Рынок, Игорек, как качели. Туда-обратно, туда-обратно. — Жук начал, как всегда издалека.
— Знаю. «Тебе и мне приятно». А ближе к делу?
— Я бы пару-тройку твоих картин взял. Из старого. Помнишь, у тебя был цикл «Руны тела»? — Жук облизал толстые губы, погладил двойной подбородок. — Дам хорошую цену.
На памяти Игоря не разу не было, чтобы Жук так резво переходил к сути. Он посчитал это тревожным симптомом. Вкупе с имеющимися проблемами жизнь с таким симптомчиком могла перейти в летальную фазу.
«Пришла беда, готовь сани летом», — пришла на ум нелепица.
— Почему именно «Руны тела»? Сколько лет прошло! У меня нового — вагон.
— А кому ты сейчас интересен, Игорь? — с обезоруживающей прямотой спросил Жуковицкий. — Имя твое помнят по старым работам. Семь лет назад Корсаков гремел. А сейчас… Даже не бренчишь. Ты у нас, Игорек, раритет, ископаемое бесполезное. Еще немного, и под забором, того гляди, помрешь.
Корсаков подумал, что если сейчас даст прилюдно Жуку в рожу, а лучше, чего хотелось до немоты в пальцах, проломит голову этюдником, его, Игоря, криминальное досье такого перебора не выдержит. Не просто менты повяжут, а срок впаяют по полной программе. Чтобы отдохнул он пару лет от Арбата, а Арбат — от Корсакова.
Полез в карман за сигаретами. Закурил, успокаиваясь.
Жук истолковал его молчание, как попытку просчитать варианты торга.
— Как насчет картин? — поторопил он. — Предложение реальное. И бабки конкретные.
— Не знаю, — уклончиво сказал Корсаков. — У меня из того цикла ничего не осталось. Можно по друзьям бывшим поспрашивать. Тогда кое-что отдавал на хранение. Но, сам знаешь, иных уж нет, другие — тю-тю. Нет, Жук, вот так слету ничего сказать не могу.
— Хочешь, пойдем куда-нибудь? — Жук огляделся. — Ну, хоть в «Прагу». Посидим, вспомним молодость.
— С моей-то рожей? — усмехнулся Игорь.
— А у меня кошелек из жабьей кожи, — подколол его Жук. — С таким можно рожу, как жопу, иметь. И все целовать будут. Пошли в ресторацию, друг мой. Я приглашаю, я и плачу.
Игорь покосился на него. Такая щедрость у Жука объяснялась только безумной жадностью. Как видно, картины ему были нужны дозарезу.
— Нет, спасибо. Я молодость вчера с Леонардо Примаком вспоминал. До сих пор икается.
— Во! — оживился Жук. — Бери пример. Пьет, как конь Буденного, а как поднялся! И не падает, как некоторые.
— Ага, — кивнул Игорь. — Ты бы на него вчера посмотрел. И падал, и кувыркался. Даже в «обезъяннике» ночевал.
— С его бабками и именем — имеет право, — оставил за собой последнее слово Жук. — Ну что? Повторяю, бабки конкретные.
— За конкретные картины? — уточнил Игорь.
Жук сделал задумчивое лицо.
— Ну, как тебе сказать… Возьму, кончено, из того периода все, что предложишь. — Он пошевелил бесцветными бровками. — Но… Но цену дам за две. Ту, где всякие уроды под дождем огня корчатся. И ту, где снег в небе парит.
— Понятно, — кивнул Игорь. — Значит, «Знамение» и «Знаки»?
— Да без разницы, как они называются! Работы, как я помню, не каталожные. Хоть «Джокондой» обзови, лишь бы было на них то, что нужно.
— А откуда ты знаешь, что там должно быть? В каталогах выставок их нет, репродукций с них, насколько помню, не делали. Да и выставлял я их всего дважды.
— Ну, Игорек, я же профессионал! — усмехнулся Жук. — Информация — залог успеха.
— Сибирская лисица, пять букв, — пробормотал себе под нос Игорь, передернувшись от холодного озноба. — Пи-и-сец!
Он был совершенно уверен, что Жук работает по конкретной наводке. И конкретно наведет конкретную братву, если вопрос того стоит. А сколько стоят две оставшиеся картины из цикла, целиком находящегося в серьезных частных коллекциях на Западе, Игорь представление имел. Сумма достаточная, чтобы получить паяльником в нежное место.
— Какая еще лисица? — поморщился Жук. — Не было на твоих картинах лисицы!
— Это у меня нервное, — отшутился Корсаков.
За спиной протиснулся кто-то из своих, художников. Положил руку Игорю на плечо.
— Как дела, старик?
Игорь не стал закидывать голову и смотреть, кто там, все равно из-под полей шляпы не разглядеть.
— Нормально.
— Кстати, респект! — Свесившаяся кисть указала пальцем на рисунок. — Никогда такой техники не видел. Научишь?
— Неси стакан, научу, — по привычке откликнулся Игорь.
Сверху раздался короткий смешок.
Жук проводил оценивающим взглядом неизвестного ему художника. Потом перевел взгляд на пастельный рисунок Игоря.
— Недурно. Для Арбата, — оценил он. — Кто такая?
Игорь помолчал и ответил:
— Знакомая.
С портрета смотрела Анна. Та, что привиделась во коротком сне. Княжна Анна. Вынырнувшая из лихорадки любви в стужу разлуки.
— Она, что — плачет?
— У нее отняли любимого. Он только что ушел. А она еще не хочет верить, что навсегда. Ждет, что произойдет чудо, что он вернется.
Жук саркастически крякнул, но глаз от портрета отвести не смог.
Корсаков покосился на него из-под полей шляпы и решил устроить последнюю проверку.
— Жук, если понравилась, уступлю, как другу, — забросил он крючок.
— Сколько? — не отрываясь от портрета, спросил Жук.
— Пятьсот баксов.
Жук вздрогнул и чуть не свалился со стульчика.
— Ты, что? За это?!
— Да. За это — пятьсот.
— Да-да-да, — Жук, заикаясь, затряс всеми своими подбородками. — Да… Да тут любая баба дешевле стоит!
— Не хами! Это не баба, друг мой. Здесь не один мужик ее ноготка не стоит. За любовь таких женщин стрелялись на дуэли или грудью вставали под картечь. Ты знаешь, что это такое? Стоять в полный рост, когда в тебя летит раскаленный металл?
— Можно подумать, ты стоял!
— В полковом каре не довелось, — кивнул Корсаков. — Но в одиночку под бандитскими стволами — имел удовольствие.
Жук пристально посмотрел ему в глаза.
— Ты на что намекаешь?
— Просто привожу пикантные факты из биографии. Набиваю цену. — Корсаков указал на картину. — Работа Игоря Корсакова «Портрет неизвестной дамы». Цена — пятьсот баксов. Кто больше? — Подвывающим тенорком аукциониста произнес он.
— Да иди ты! — Жук возмущенно засопел. — Блин, точно «белка» началась!
Корсаков ответил коротким злым смешком.
— В стоимость этой работы входит информация о двух картинах раннего периода данного художника.
И Жук попался. Глаза его заметались от портрета к лицу Игоря.
— Сто баксов, — закончив расчеты, выдал он.
— Ты меня разочаровал. У тебя, что, денег нет?
— А ты цену ломишь, будто уже умер, — парировал Жук. — Офигел совсем — пятьсот за пастель!
— Это — Корсаков, имей в виду. Помру, будет дороже. Итак, четыреста пятьдесят.
— Сто пятьдесят.
Игорь презрительно цыкнул.
— Не катит. Мы столько за пять минут пробухали бы в кабаке.
— Так то — кабак!
— А здесь — базар. Не нравиться, ищи, где дешевле.
— Игорек, тебе пора в дурку! — Жук покрутил пальцем у виска. — Пить надо меньше.