Добровольский бросил на Корсакова пытливый взгляд.
— Вы меня удивляете, Игорь. Создается впечатление, что этот кожаный балахон, ковбойская шляпа, весь это антураж свободного художника — камуфляж.
— Ну что вы! Просто девушкам нравится.
Добровольский кивнул, но ответом явно не удовлетворился.
— Скорее, похоже на привычку, которую вы пытаетесь выдать за убеждение.
— Вы готовы обсудить цену? — спросил Корсаков.
Примак сразу же оживился. Азартно потер руки.
— На моих глазах пустая бутылка девятисотого года ушла на «Сотби» за триста фунтов. А полные я сдам за…
— Заткнись, — бросил Добровольский.
— Тут же и мой интерес! — обиделся Примак.
— Вот и заткнись!
Добровольский уставился на Корсакова.
— Ваша цена?
Корсаков, не торопясь, одну за одной, вытащил бутылки, разложил в ряд на кресле.
— Пять бутылок по двести пятьдесят тысяч фунтов каждая. Пустая идет как презент.
Добровольский хмыкнул.
— А не дороговато?
— Минимальная стартовая цена на «Сотби». Он подтвердит.
Корсаков кивнул на Леню. Но тот, уже получив щелчок по носу, предпочел промолчать.
— До Лондона их еще довезти надо, — ввернул аргумент Добровольский. — А это расходы.
— У вас проблемы с визой? Или личный самолет налоговая арестовала?
— Не люблю хамства, — предупредил Добровольский.
— Не терплю мелких торгашей, — парировал Корсаков. — Вам это не к лицу, Михаил Максимович.
Добровольский опустил взгляд. Пухлыми пальцами погладил выпуклые бока бутылок.
— Чеком возьмете? — вскинув голову, спросил он.
— От вас — да, — коротко ответил Корсаков.
Добровольский хохотнул.
— А если я опротестую чек? Придете завтра в банк, а там — шиш.
Корсаков посмотрел ему в глаза.
— Вам это не выгодно, Михаил Максимович. Вы же не знаете, кто за мной стоит. К чему такой риск? Как учит реклама налоговой службы: «Заплатите и спите спокойно».
Добровольский помолчал и произнес:
— Вы мне нравитесь, Корсаков. Будет нужна работа, обращайтесь.
— В ближайшее время я планирую долгий отпуск в теплых краях, — максимально вежливо ответил Корсаков.
Добровольский рассмеялся и полез в нагрудный карман за чековой книжкой.
Примак, покрякав в кулак, потянулся за пустой бутылкой.
— Игорек, продай за пятьсот баксов. Чисто на память.
Добровольский бросил на него яростный взгляд и прошипел:
— Лапы убери!
Полы плаща, избавленного от тяжести в карманах, свободно хлестали на ветру.
Было душно, но Корсакова бил нервный озноб, и он запахнул плащ.
Кортеж, удаляясь, покачивал красными габаритными огоньками.
Добровольский отнесся с равнодушием к отказу Корсакова «спрыснуть сделку шампанским». Но когда Корсаков заявил, что до дома дойдет пешком, от удивления изломил бровь. Пробормотал что-то невнятное и громко приказал водителю затормозить у Храма Христа Спасителя.
Примак пребывал в полном ступоре, его едва хватило, чтобы сунуть на прощанье влажную ладошку.
Вспомнив о рукопожатии Примака, Корсаков вытер ладонь о кожу плаща. Второе пришествие Лене в прок не пошло. Кем был, тем и остался. Пассажиром на откидном сиденье чужого лимузина.
Корсаков, чтобы отвлечься от неприятных мыслей, посмотрел на пенистые султаны фонтанов вокруг храма. Что они символизировали по замыслу автора проекта, наверное, осталось тайной даже для Того, кому был посвящен Храм.
— Зураб, какой креатив! — пробормотал Корсаков.
И зашагал к Гоголевскому.
«Забрать из тайника картины — и на фиг отсюда. Хватит жить идейным бомжом. Пора начинать новую жизнь», — сказал он сам себе.
Глава одиннадцатая
Предчувствие, словно кнутом, подхлестнуло, и Корсаков побежал вверх по Гоголевскому бульвару.
Он свернул в Староконюшенный и замер. Резкая яркая вспышка разорвала ночь, и почти следом за ней глухо грохнул взрыв. Звук долетел от сквота.
— Опаньки! — вздрогнул Корсаков и отступил в тень.
Через несколько секунд из дома выплеснулся разноголосый ор, а из подъездных окон повалил густой черный дым.
В соседних домах одно за другим стали зажигаться окна.
Мимо Корсакова, бухая сапогами, пронесся наряд милиции.
Во двор уже хлынули первые погорельцы. Обитатели сквота в выражениях не стеснялись. Почему-то их гнев обрушился на подбежавших сержантов.
Корсаков уже было шагнул из своего укрытия, чтобы на правах старшего по дому организовать борьбу с пожаром, но передумал. Дверь подъезда выворотили с петель, и стало отчетливо видно, что огонь бушует в подвале. Несомненно, там сработала мина-ловушка.
«Горите в аду!» — мысленно послал Корсаков тем, кто вскрыл его тайник.
Круто развернулся и пошел к Арбату.
А на встречу, как на праздник, валила толпа арбатской тусовки. Привлеченные яркими языками пламени, выстрелившим в небо, неформалы всех мастей бросили насиженные места на парапете у станции «Калининская» и скамейках «у Гоголя» и спешили урвать свою толику от бесплатного шоу.
Корсаков остановившимся взглядом следил, как кофейный водоворот гоняет по кругу переливающийся пузырек. От бумажного стаканчика поднимался пар с запахом раскисшего картона и жженых кофейных зерен.
«Нет, зря я на папашу Анны грешу. Грозился наш гадюшник поджечь, но это так, сгоряча. Образное выражение, не более того. Не его стиль. Такие мстят жестоко, но точно по адресу. И без лишних световых и шумовых эффектов. Нет, стопроцентно Жук своих ребят подослал».
При мысли, что сделал взрыв мины-сюрприза с подручными Жука, Корсаков невольно поежился.
«Откуда Жук мог узнать о тайнике?» — спросил себя Игорь.
Наиболее вероятный ответ заставил его тяжело вздохнуть.
Раз в год он извлекал картины из тайника «подышать воздухом и солнцем», как хорошая хозяйка «проветривает» шубы. Проделывал он это в глубокой конспирации, по одной принося картины в комнату. Этой весной, улучив момент, когда Влад Лосев на неделю укатил в Питер, Игорь проверил сохранность всех семи картин, что составляли его неприкосновенный капитал. Влад заявился на день раньше срока, и, как сейчас вспомнил Корсаков, мог видеть именно «Знаки».
«Точно, точно! Еще цокал языком, разглядывая переходы белого на снежинках». — Корсаков вновь вздохнул.
Не надо было обладать способностями Холмса, чтобы вычислить, что произошло. Достаточно было знать Жука.
Жук всегда готовился к операции тщательно, как к ограблению банка по-американски. За нахрапистостью действий скрывались сбор всей потребной информации, детальный просчет всех возможных вариантов, подбор и натаскивание исполнителей, согласно разработанному сценарию. И жесткий контроль процесса.
Если Жуковицкий появился на Арбате, чтобы продемонстрировать свой интерес к картинам, о существовании который знали немногие, да и те успели забыть, то это означало только одно: все готово к охоте. Загонщики уже выстроились в цепь, а стрелки встали на номера. Осталось только вспугнуть жертву. Что Жук и сделал.
Проговорился ли Влад кому-нибудь из случайных знакомых, или ему развязала язык красотка, подосланная Жуком, не столь уж важно. Жук имел точную информацию о том, что картины в целости и сохранности находятся где-то поблизости от места жительства Корсакова.
Где находится тайник, в принципе, тоже не являлось тайной за семью печатями. За тот срок, что Корсаков прожил в сквоте, кто-нибудь вполне мог подсмотреть, как он вскрывает стальной шкаф. Жук на информацию денег не жалел, знал, что в ней залог успеха. Что ему стоило прикормить кого-нибудь из соседей? Стольник и бутылка — вот и вся цена.