А дальше произошло страшное.
Из круга стал сочиться лунный свет, дымчатым облачком потянулся вверх. Медленно густея, обрел очертания фигуры женщины.
Игорь коротко выдохнул и перевалился на спину. Сердце бешено рвалось из груди. Но тело сковало льдом: ни вдохнуть, ни вскрикнуть. И Корсаков с холодной отстраненностью, будто не о себе самом, подумал, что умирает.
Женщина, одетая в лунный свет, шагнула из круга, подплыла к краю постели, нагнулась над Корсаковым.
Ее упавшие локоны холодом скользнули по его щекам, словно студеный сквозняк лизнул. Сердце замерло, готовое обморочно рухнуть и разбиться в дребезги, на миллион острых алых льдинок.
Черные провалы глаз призрака стали приближаться. Корсаков отчетливо осознал, что когда темные, сочные, как зрелая черешня, губы призрака вопьются в его рот, все кончится.
Или только начнется…
«Анна, Бог мой, Анна!»
Глава тринадцатая
Солнечное половодье до потолка затопило спальню. Яркий свет жег глаза.
Корсаков зажмурился и тихо застонал. Голова была тяжелой, как с хорошего бодуна. Мышцы выкручивало гриппозными судорогами.
«А ведь не пил ни капли! — заторможено подумал он. — Может, от этого и болею. Эх, надо было грамм сто принять! От такой жизни сам бог велел в ванне с водкой утопиться».
Явление ночного призрака было явным перебором, сознание и так с трудом справлялось с лихорадочной скачкой событий.
Корсаков облизнул шершавые губы. Показалось, что на них до сих пор лежит студеный налет лунного света.
Он свесил голову, посмотрел на пол. И оторопел.
Карты кто-то собрал и сложил в футляр.
— Я сойду с ума, — пробормотал Корсаков.
Он уткнулся лицом в подушку. Затаился.
Внутри вызревала решимость встать и шагнуть на встречу судьбе. Но сил для этого еще не было.
В кухне уютно пахло теплом и вкусной едой.
Марина, услышав его шаги, оглянулась и озарилась радостной улыбкой.
— Выспался? — спросила она, скользнув взглядом по лицу Корсакова.
— Куда же больше. Который час?
— Три дня.
— Ого! — Корсаков почесал висок.
— Ваня сказал не будить. — Она отвернулась к плите. — Душ примите. У вагончика кабинка стоит, с водогрейкой импортной. Ваня для рабочих поставил.
— Благородно, — прокомментировал Корсаков. — А сам он где?
— С утра в церквушке возится. — Мария ловко перевернула блин на сковородке. — Игорь, когда бриться будешь, посмотри повнимательней на себя.
Корсаков поскреб щетину на подбородке и, не поняв, к чему она это сказала, кивнул.
В душевой кабинке, распарившись под горячим дождем, он глянул на себя в зеркало.
— Ну ни фига ж себе! — вырвалось у него.
Из прямоугольника запотевшего зеркала на него смотрело заострившееся, поросшее щетиной лицо. Тревожные глаза загнанного волка. Но синяки и припухлости пропали, словно их и не было.
Оживший Корсаков бодро набросился на еду.
— А Ваня? — спросил он, откусив первый блин с мясом.
— Мы уже пообедали. Все тебе. — Марина придвинула к нему плошку со сметаной. — Ешь, не стесняйся. Беру обязательство откормить тебя за неделю до приличного вида.
— Ваня ревновать будет.
— Переживет, — со смехом отмахнулась Марина.
Подперев щеку кулаком, стала смотреть, как он ест.
Корсакову стало немного неловко под ее по-женски болючим взглядом. Всю жизнь ему выпадали женщины различной степени стервозности и экстремальности. Ежедневная жизнь с ними напоминала альпинизм без страховки: на секунду расслабишься — и в лепешку. Определенный шарм в таком экстриме был, но, оказалось, что в душе хотелось именно такого тихого, как летний вечер счастья. Чтобы холили тебя, лелеяли и откармливали всяческими вкусностями, глядя, как ты ешь, полными печали глазами.
«Повезло Бесову, — скосив глаза в сторону, подумал Корсаков. — Хотя, по вере твоей и воздается».
— Марин, а в доме приведения водятся? — спросил он.
— Водятся, — серьезно ответила Марина. — Неприкаянная душа Анны.
Корсаков поперхнулся.
— Откуда ты знаешь, что именно Анны?
Марина покатала по столу хлебный шарик.
— Я подняла все материалы по имению. Все, что удалось найти в местном музее и в Москве. Сохранились дневники нескольких членов семей Белозерских и Апраксиных. Все писали о приведении в доме. Женщина в лунном свете. Княжна Анна.
— А с чего взяли, что это Анна?
Марина пожала плечами.
— Им было лучше знать. Так и написано: «призрак княжны Анны».
— И что он предвещал? Смерть?
Мария внимательно посмотрела ему в глаза.
— Перелом в судьбе, Игорь. — Она помолчала и добавила: — Считалось, что призрак приходит, чтобы поцеловать своего избранника. Потеряв свою любовь, она ищет ее подобие в мире живых.
Игорь машинально облизнул губы.
— И что тогда произойдет?
— Не знаю. В дневниках об это не написано. Очевидно, призрак так и не нашел, кого искал.
Марина встала, налила себе кофе из турки.
— Кофе или чай, Игорь? — спросила она.
— Кофе. Ванькин «гербалайф» штука полезная, но, если честно, пить невозможно. Что он туда кладет, хотелось бы знать?
— Все подряд.
Марина улыбнулась и налила ему кофе.
Поставила чашки на стол, опустилась в кресло.
Кофе оказался густым и горьким, как любил Корсаков.
— Марин, а откуда вы столько знаете о масонах? В институте же не преподают, или я не прав?
Марина пожал плечами.
— Ну и что? Надо знать, если занимаешься историей. Это сейчас общественная жизнь кипит в политических партиях и на телевидении. А до конца девятнадцатого века единственной формой, где могла существовать мысль, альтернативная официальной и клерикальной, была масонская ложа. Ложа — это все: и политический клуб, и объединение по интересам и место приятного времяпрепровождения. Сейчас даже трудно себе представить, какое влияние оказывали масоны на все сферы жизни. Куда ни глянь — всюду их символы.
Она оживилась, оседлав своего конька.
— Вот, например, Храм Христа Спасителя. Православная святыня, памятник победы над Наполеоном, который считался в то время Антихристом. Помните, Пьер Безухов имя Наполеона по каббале просчитал и получил число Зверя. Глупость, конечно. Но таковы были в те временя идеологические штампы. Так вот, Храм был построен на пожертвования православных. Это общеизвестно. А вы знаете, что архитектор Витберг возил свой проект для одобрения виднейшим русским масонам — Гамалею и Новикову? Они тогда пребывали в опале и доживали свой век в селе Тихвинском. Новиков с энтузиазмом одобрил проект, Гамалей был более скуп на похвалу и лишь заметил, что ему нравится тройственная система, заложенная в проект. Она, якобы, полностью соответствует масонской концепции мирозданья. Имел в виду, как я понимаю, тройственную структуру: ученик-подмастерье-мастер, тело-душа-дух, мир Нижний, мир земной и мир Горний. И все в том же духе.
— Откуда ты это знаешь?
— О встрече? Из дневников самого Витберга.
— Нет, вообще?
— А-а. — Мария сделал глоток кофе. — Бывший муж всему научил.
В голосе скользнула нотка затаенной боли.
— Извини, — пробурчал, смутившись, Корсаков.
— Не обращай внимания. Все уже в прошлом. Хороший человек, прекрасный специалист… Спился. — Она слабо улыбнулась. — Есть такая глупая, но нерушимая традиция, получив профессора, жениться на своей первокурснице. Неравный брак всегда ярок, но не долог. Один отдает себя всего, а второй впитывает чужую жизнь, как губка. Когда высасывает полностью, душа партнера усыхает.
— Только себя не надо винить! — нахмурился Корсаков.
— А я и не виню. Просто трезво оцениваю ситуацию.
Она встала, завозилась у плиты.