Только пальцами щелкнешь и самый красивый мужик у твоих ног будет. – уговаривала она меня. Золото, машину тебе купит. Не разлюбит, не изменит. В глаза тебе смотреть станет, из твоей руки есть, след в след ходить. Какая баба такой любовью похвастается. А то, что ты поможешь ему немного влюбиться, так это ничего, это можно. Судьбе ведь тоже помогать надо.
Я дрогнула. С моей внешностью на большую любовь рассчитывать не приходится. Не уродина конечно, но и бегать за мной не будут, на руках там носить, слова нежные говорить и прочее. А мне хотелось, очень хотелось, чтоб как в книжках, чтоб до гроба, в горе и радости, чтоб страсти африканские, объятья ласковые, поцелуи пьянящие. Сколько раз, дочитав очередной любовный роман до конца, я плакала навзрыд, радуясь за героиню и в тоже время отчаянно ей завидуя. Боже, какая у нее любовь, какой мужчина, красивый, добрый, отважный. Ну почему в жизни все не так! Почему в жизни одни козлы и уроды, которые дразнят тебя жиртрестом и совсем совсем не замечают твою прекрасную душу.
Наверное, мои сомнения отразились на лице, потому что старуха победно улыбнулась.
– Ну? Согласна?
Я кивнула. В тот же момент она спокойно, удовлетворенно вздохнула и закрыла глаза. Больше она не шевелилась. Я опрометью бросилась домой.
С того момента и почти каждую ночь мне стал сниться один и тот же сон, не то чтобы кошмар, но все равно малоприятный. Стоило мне закрыть глаза, как я видела одну и ту же картину. Небольшую поляну среди леса и башню на ней. Почему то я сразу понимала, что это тюрьма, какая, для кого, почему здесь? Вопросов была масса, вот только ответа ни одного. Башня была высокая и напоминала наши водонапорные из красного кирпича. Только камень здесь был другой, цельный, из какой-то темной породы. Деревянная крыша, несколько узких окошек, забранных решеткой. Над крышей кружилось воронье и медленно плыли сизые облака. Вход был один. Во сне я открывала дверь и смело входила. В башне было только одно помещение. Мне сразу становилось неприятно в этом месте. Грудь словно сдавливало тисками, становилось трудно дышать, словно разыгрывалась не существующая клаустрофобия. В башне не было каких-то жутких вещей, типа отчаявшихся узников или скелетов, небрежной кучей лежавших в углу, не подстерегал меня там и злой колдун, чтобы распять на алтаре и вытащить сердце. В башне было пусто, пылились на стенах ржавые кандалы, неспешно покачивалась паутина. Через высокое окошко проникал в это узилище солнечные свет и в его лучах медленно кружились пылинки, жужжала муха, попавшая в сети прожорливого паука. По отдельности ничего страшного, но все вместе производило такое гнетущее впечатление, что мне хотелось бежать, роняя тапки. Но хуже всего был запах. Запахи вообще сложно описывать, но я постараюсь. Представьте себе смесь затхлого подземелья, куда давно не попадал свежий воздух, ржавого железа от кандалов, вековой пыли в старом хранилище, тлена, как в древнем склепе, застарелого пота и еще чего-то неуловимого, которое я для себя обозвала запахом страдания. Вот такое амбре. В первое время во сне дверь оставалась открытой и я, побывав в этой башне, спокойно выходила на свежий воздух. В последние годы странный сон превратился уже в настоящий кошмар. Едва я входила в башню – дверь захлопывалась и я оставалась одна, в темноте, не считать же светом тонкие лучи от маленьких окошек, которые располагались слишком высоко от уровня пола. Я кричала и плакала, мне казалось что про меня все забыли и моя участь умереть здесь от одиночества, а паче от голода и жажды. Просыпалась я в поту, нередко с замирающим криком на губах. Будила родителей. Они очень пугались, спрашивали что мне снилось, но я не хотела рассказывать. Пару раз мама предложила мне сходить к психологу, мало ли что… Но я только горько усмехалась: – Мама, я и сама психолог, ну не стыдно ли самой не справиться с такой ерундой. А еще каждый раз в башне меня охватывало ощущение дежавю. Словно я там была, не во сне, разумеется, но когда? В прошлой жизни?
ГЛАВА 2 Первая любовь
Юлька! Юляшка! Привет! – Анька стояла возле расписания и приветливо махала мне рукой. Анька была очень колоритной девчонкой и главной сплетницей группы. Некрасивая, но с хорошей фигурой и копной вьющихся рыжих волос, она носила короткие юбки и цветастые в обтяжку кофточки, за что неоднократно получала выговоры от всего преподавательского состава. Кроме того, Анюта любила всякие браслетики, фенечки, цепочки и носила их неимоверное количество, В ушах у нее все время торчало не менее 3 пар сережек разной расцветки и размера. Естественно одна бровь у нее была рваная (сказывалась новая мода. Было принято у девчонок выщипывать одну бровь так, чтобы образовывался разрыв. Не знаю, зачем это было нужно, но это было модно и все следовали эталону). Так вот Анька старалась следовать всем веяньям капризницы моды и в ближайшее время собиралась вставить кольцо а нос, пирсинг в пупок, а так же сделать татушку на попе и нарастить ногти. Общаться с Анькой было невозможно, так как она не говорила, а тараторила, вываливая на собеседника тонны ненужной информации и впечатлений. Если б я могла, то обошла бы кругом и поднялась на этаж с другого крыла. Дольше, зато безопаснее. Но Анька уже меня увидела и избавиться от нее не представлялось возможным. Она бросилась ко мне и стала вертеть во все стороны, беззастенчиво рассматривая и комментируя увиденное.