Черные стринги – эмблема печали, красные стринги – эмблема любви. В этот день на Инквизитое были черные. Я заметил это, когда Удо вылезал из бронированного Мерседеса, в разрез красного кожаного плаща, и, скрепя сердце, приготовился к худшему.
Мы уже привыкли к облику Красной Королевы, нас не удивишь, что он носит туфли на шпильках, чулки-сетку на подвязках, завивает и красит ресницы. Это и не важно. Куда важнее, что сессии с Великим Инквизитором действительно обладали целительным эффектом, очищающим и укрепляющим дух. А тело, что – тело?.. "Плоть слаба", – шептал Удо, вонзая острые крюки под лопатки и в бедра еретика. Хладнокровно препарировать грешников. Вот он открывает свой тяжёлый чёрный чемоданчик с инструментами…
Тема 12. Лёд (фрагмент повести)
Из тумана подъехал, дребезжа, старый красный трамвайчик номер восемь. Все сели на деревянные лавки, друг напротив друга: Шур и Виталик, Ксандр и Юленька.
– И куда он нас повезет?
– О, у него, насколько мне помнится, длинный маршрут. Ай, не важно. Отдохнем, пообщаемся. Поверь мне, Шур, у этих двоих была красивая, быстрая, безболезненная смерть. Я умирал трижды. Один раз от старости и болезней, один раз от компрессионного перелома позвоночника и один раз от осложненного пневмонией СПИДа.
Виталий не справился с собой, повернул голову и уставился на Ксандра Заможского, с видом невинным и независимым полирующего ногти.
– Нет, но…
– Не волнуйтесь, Виталий Андреевич, ВИЧ – такая штука, это не кишечная инфекция, через рукопожатия не передается. Не грипп – можно целоваться. Лет десять тому назад. Как скоротечно время. Вы знаете, – Ксандр перегнулся через сиденье и дотронулся ледяной, вдруг страшно костлявой, как рука Смерти, рукою до плеча Виталия Андреевича, – я брату вашему многим обязан. Он не отходил от моей постели. Он буквально носил меня на руках. Он вдохнул в меня жизнь. У вашего брата золотое сердце. Он не покинул меня, как все прочие, хотя я, в общем-то, и не подарок. Прошу вас, не отвергайте его вторично, он уже наказан достаточно, через столько горя прошел, но не ожесточился.
Юля вставил и своё словечко:
– Бывают сердца из льда, из камня, из глины бывают сердца. Бывают титановые и стальные, с шестерёнками внутри. А бывают – пенопластовые, причем – надкушенные и выплюнутые.
– Отцепитесь от меня, пожалуйста, – тихо попросил Виталий, так как Ксандр всё еще сидел в полоборота, впившись в его плечо немилосердной клещней.
– Пардон. Вы знаете, когда Шур освободился, он панковал лет сто. Выглядел как последнее отребье. Слава Древним, за него взялся Василий Георгич, мир его праху, привел в человеческий вид…
– Всё! Хватит! Довольно! Вы только всё портите! – заорал на них Шур.
– Я только рассказываю, как ты бедствовал без его, братней, помощи. Ведь откуда тебе было взять мудрости? Спросить совета? У кого искать защиты?..
– Не лезьте, бога ради, куда не следует. Я по-хорошему прошу.
– Я этого не вынесу, – Виталик провел рукой по редким взмокшим волосам, потер лоб. Ксандр тут же радостно протянул ему свой надушенный кружевной платочек. – Ты попал в криминальную сводку, ты смешон, опозорился, – ладно. Умер. Воскрес! Явился бессмертным вампиром ко мне, старику, за помощью. Ладно. Но не могу я в ваших кругах вращаться. Отпусти с миром, а? Я уже сделал для тебя всё, что мог.
– Ах, все сюда! посмотрите, какой восхитительный рассвет над нашим прекрасным городом! – Ксафа восторженно застыл, высунувшись из вагона. Все невольно обернулись на зов и молчали несколько минут, залюбовавшись восходом солнца, под стук колес и звонки кондуктора. Виталик не разделил восторгов:
– Как я устал. С вами вспомнишь лихие студенческие годы. Но такой ночной образ жизни не по мне.
Шуряйка сверкнул глазами, буркнул:
– И куда ты поедешь? Назад в Новокузнецк? Что тебя там держит? Кто тебя там ждет? Да, я – порядочная свинья. Я слишком долго собирался, возился, откладывал нашу встречу. Мне тяжело. И сейчас тяжело. Но я сделал это. Что они вот пришли – спасибо, конечно, но я их не звал. Я к тебе приехал.
– Ну тебя! В голове один творог, а не мозги…
– Погодите, Виталий Андреевич, недельку побудьте в городе святых Петра и Павла. Куда вам торопиться? <В могилу всегда успеете.> Да, и похороны третьего дня, то есть, ой, уже сегодня? Надеюсь, все пойдут? О, надо совершить набег на оранжерею и утопить Евгения Борисовича в цветах! Его гроб должен быть устлан цветами, как альков, как будуар примадонны Ла Скала!
– Тебе только дай покомандовать. Борис Федорович, наверно, уже обо всем распорядился за нас. Без нас. Стоически вынес горе – потерять единственного сына.