тступиться, а простому человеку не одолеть её. Курд сдался. Он упал на колени и, захлёбываясь слезами, принялся шептать молитву, одну единственную молитву, которую смог запомнить за всю свою жизнь. Курд сбивался и путался, слова глупой, детской молитвы срывались с его губ, когда тьма обступила его со всех сторон. Молитва мешалась со стуком сердца трактирщика, мешалась с шипением и рычанием тысяч зверей, окружавших его... - Я не хочу умирать.... - прошептал трактирщик, когда вновь услышал за спиной шаги окованных сталью сапог. - Не хочу... Но его желания уже никого не волновали. Мертвец остановился позади хнычущего Курда и протянул руку, чтобы забрать обещанное. Плоть и кровь живого человека. Еда и питьё. Что-то блеснуло вдалеке. Словно звезда посреди абсолютной тьмы, мелькнула еле заметная искорка. Её свет был таким тусклым и слабым, но Курд увидел его. Увидел в нём блеск надежды, на то, на что ещё можно спастись. Собрав последние силы в кулак, трактирщик поднялся на ноги и вновь побежал, оставив за спиной вытянутую руку мертвеца. С новой силой Курд бежал вперёд, и тени гнались за ним. Словно стая диких псов они преследовали трактирщика, гнали его вперёд, но теперь он видел цель, видел спасение! Огонёк! Маленький огонёк с каждым шагом становился всё ближе, всё ярче он горел, разгоняя тьму, огонь! Огонь спасёт его! Огонь и... топот копыт? Всё время мира сжалось до четырёх коротких мгновений. Секунда - огонь прямо перед его лицом, огонь факела, который держит в руке всадник. Вторая - пламя освещает лицо всадника, лицо изуродованное шрамом проходящим ото лба до левой скулы. Налитый кровью, красный глаз обращается к Курду, короткие тёмные волосы, слипшиеся от крови и грязи... Третья - рука в стальной перчатке ложится на плечо трактирщика. Четвёртая - рывок - и он уже на коне, позади всадника, несётся вперёд. На скаку всадник срубает лапы тянущейся к нему твари, клинком, извлечённым в тот же самый миг, когда Курд оказался на спине его коня. Факелом он бьёт по хребту огромного, двухголового пса, пытающегося бросится на них. - Что происходит?! - крикнул Курд, не смея поверить в своё спасение. Всадник швырнул факел в морду очередной твари, вставшей у них на пути. Пламя охватило чёрную, словно уголь, кожу, и с визгом и шипением тварь сама обратилась настоящим живым факелом, на миг, освещая дорогу, запруженную ещё десятками или даже сотнями таких же уродливых, постоянно меняющихся существ, состоящих, казалось, из одних клыков, когтей и шипов. Все они тянутся к ним, все хотят вкусить их плоти... - Держись! - крикнул всадник Курду, и прежде чем трактирщик успел хотя бы подумать о чём-то, тот рванул коня вперёд. Твари разлетались в разные стороны, кости ломались под ударами лошадиных копыт, плоть рвалась рассекаемая клинком... - Держись! - вновь крикнул всадник, и Курд понял, что они замедляются. Твари вставали перед ними непробиваемой стеной, лошадь ещё рвалась, но даже силы такого могучего зверя имели свои пределы. - Не отходи от меня! - крикнул всадник, когда шипастая лапа вонзилась в шею лошади, одним могучим ударом ломая её шею. Трактирщик упал на землю, пропахав добрую пару метров своей собственной мордой, но твари уже не обращали на него внимания, теперь они тянулись лишь к всаднику, который уже устоял на ногах и в жалком, почти незаметном свете луны, походил на Бога в серебристых доспехах, спустившегося с небес. Клинок рубил лапы и щупальца, чёрная кровь лилась настоящей рекой, кости клыки и зубы ломались под ударами его кулаков. Он бил, рубил и убивал одну тварь за другой, сражался так, как Курд и представить себе не мог, но чудовищам не было числа, они вновь и вновь бросались на одинокого воина. - Выходи! - крикнул всадник, отправляя в бездну очередную тварь с головой птицы и телом, отдалённо напоминающую человека с тремя руками. - Выходи, гад! - кричал он, нанося один удар за другим. Кого он звал? Кого призывал на битву?.. Даже сейчас, почти не соображая от страха, Курд всё-таки смог догадаться к кому обращались слова воина. - Я дам тебе еды, сукин хер! - крикнул красноглазый, ударом кулака разбивая череп новой твари, - дам питья! Покажись! И, словно вняв его словам, чудовища отступились. В едином порыве они отхлынули назад, обращаясь тенями, которыми и являлись всего несколько минут назад. Курд с ужасом наблюдал как чудовища припадали к земле и растекались чёрной, вязкой дымкой... из которой поднялась одинокая фигура. Небо очистилось, и луна вновь осветила, ставшую теперь пустынной дорогу, на которой сошлись двое - красноглазый мужчина в серебристом доспехе и мертвец в проржавевшей кольчуге, прикрытой изорванным плащом, вбиравшим в себя чёрный туман, бывший когда-то отвратительными тварями. - Ты прервал мой пир, Тарот, - прошептал мертвец, и лицо его озарила холодная улыбка. - Но твоя плоть будет даже слаще чем... - Не будет больше никаких «пиров», - прорычал воин, сплюнув себе под ноги. Клинок в его руках стал почти чёрным от крови тварей, капля за каплей падающих с острия на влажную землю. - Твой ученик говорил то же самое, - глаза твари блеснули еле заметным зелёным светом. - Но, как видишь... - мертвец развёл руки, и издал звук, отдалённо напоминающий смех, - он ошибся. - Мальчишка поплатился за свою глупость, - выдохнул Тарот, сделав шаг вперёд, - как поплатишься за неё и ты. Не стоило попадаться мне на глаза... - Тьма примет тебя, Тарот, как приняла и его, - улыбка вновь скользнула по изъеденному гнилью лицу мертвеца, когда чёрный дым скопился в его руке, создавая длинный, покрытый ржавчиной клинок. Сталь встретилась со сталью, жизнь сошлась со смертью. От звона клинков у Курда заложило уши. Он видел, как тёмная и серебристая тени закружились в поединке, как их клинки выбивали искры, как доспехи рвались под ударами остро наточенных мечей. Поединок длился всего несколько секунд, но для Курда они растянулись на целую вечность. С замиранием сердца он следил за воином, следил за тем, как он вновь и вновь отражал удары мертвеца, чтобы самому перейти в атаку... Трактирщик знал, что от исхода этой битвы зависела сама его жизнь, но единственное, чем он мог помочь Тароту, так это шептать слова той самой молитвы. Клинок выпадает из руки Тарота, а сам воин падает на землю. Мертвец заносит клинок, чтобы срубить голову воина, и кажется, что ничего уже не спасёт его... Но Тарот перекатывается по земле и уворачивается от последнего удара. Мертвец мешкает всего одно мгновенье, которого воину достаточно, чтобы наброситься на него и сбить с ног. Закованными в сталь кулаками он бьёт его по лицу, ломает кости, рвёт гнилую плоть, разбивает череп... - Вот тебе еда, ублюдок! - рычит Тарот, нанося удар за ударом, - вот тебе питьё!.. Он бьёт и бьёт, пока голова мертвеца не обращается настоящей кашей из гниющей плоти и костей, и лишь удостоверившись, что враг больше не поднимется, он скатывается с его тела, чтобы с трудом подняться на ноги, взять меч и подойти к трясущемуся от страха трактирщику. - Живой? - негромко спросил Тарот и свет луны отражается в его красном, залитом кровью глазу. Только сейчас Курд замечает, что второй глаз воина был покрыт какой-то белесой плёнкой. Он просто смотрит на лицо Тарота, сейчас вселяющее не меньший ужас чем всё то, что творилось с ним этой ночью. Курд просто смотрит и понимает, что не может сказать и слова. - Я хоть и слепой, но вижу куда лучше тебя, - сказал Тарот, вновь сплюнув кровью на землю. - Вставай давай. - С-слепой? - пробормотал Курд, которому эти слова воина показались как минимум какой-то дурацкой шуткой. Слепец не мог так... вот так... творить такое! - Ты встанешь или нет? - хмуро поинтересовался Тарот, уже успевший вернуть меч в ножны за спиной. - Я тебя могу и одного тут оставить. - Нет! - чуть ли не взвизгнул Курд, вскакивая на ноги, - не оставляйте меня! - Успокойся, - на лице Тарота мелькнула слабая улыбка. Он похлопал трактирщика по плечу и сказал: - вряд ли он сегодня вернётся к тебе. - С-сегодня?! Ты хочешь сказать... хочешь сказать, что не убил... это?! - Курд и сам с трудом понимал, что сейчас несёт, но Тарот, видимо, понял трактирщика куда лучше его самого. - Таких как он трудно убить, - сказал он вздохнув, - я лишь разрушил тело, но дух вскоре найдёт новое, - на секунду он замолчал, глядя в сторону фактически обезглавленного мертвеца, а затем спросил: - Ты ведь трактирщик? - Я? - Курда такой вопрос немного сбил с толку, но к чести, нашёлся он довольно быстро, - да, я... тут недалеко... это... - Вот и пойдём туда, - кивнул Тарот, - надеюсь, у тебя найдётся хорошее вино.