Омега решительно отходит на несколько шагов назад. Задирает голову к Луне, смотрит на неё с минуту, прося помочь и дать сил. А после возвращает свои глаза к вожаку и больше их не отводит. Тэхен чувствует, как от предвкушения покалывает кончики пальцев. Он хочет сделать это. Хочет сделать перед Чонгуком и для Чонгука, показывая степень доверия и своих чувств.
Чонгук смотрит, как зачарованный. Тэхен скидывает с себя тулуп, а за ним же свитер. Кидает к ногам, ёжась от холода. Кожа мгновенно покрывается сотнями мурашек. Это не соблазнение и не приватный танец. Тэхен не пытается выглядеть сексуально. Все его действия говорят совершенно о другом, и Чонгук это понимает. Доминантный омега, принадлежащий другой стае, раздевается перед ним, показывая, что доверяет, что хочет, чтобы Чонгук видел его таким.
Да, члены любой стаи могут показаться друг перед другом обнаженными, как это сделал Юнги. В этом нет ничего сверхъестественного, они оборотни, такое для них в порядке вещей. Ничего нового никто из них не увидит.
Но Тэхен говорит не об этом. Это интимный момент, касающихся только двоих.
Тэхен Чонгуку признаётся в том, что хочет быть только для него. Сейчас, завтра, через год.
Он раздевается до гола, дрожа уже от холода, и мягкими невесомыми шагами подходит прямо к волку, что не может оторвать глаз. Лунный свет отражается в глазах напротив, играется на костлявых плечах, переливаясь на коже. На животе виднеются раны, почти зажившие. Чонгук не может налюбоваться, жадно впиваясь в каждый миллиметр. У него все органы внутри скручиваются в тугой жгут от этого омеги. Чонгук позволяет себе вольность, наклоняет голову и привычным движением облизывает шрамы, дрожа от вкуса кожи. Тэхен взволнованно делает ещё один шаг и перекидывается в белого волка, подходя вплотную.
И облизывает шею альфе. Широким размашистым жестом, облизывает несколько раз, пропитывая своей слюной. Чонгук сдаётся. Он, как щенок, дёргает хвостом от подобных манипуляций. Порыкивает и только не плавится маслом на сковороде. Рана затягивается на глазах, не оставляя после себя даже шрама или малейшего напоминания.
Тэхен отстраняется, снова заглядывает волку в глаза, ища там все ответы. Чонгук взгляд не отводит.
И не происходит никаких фейерверков, никакого озарения или света над головой. Они просто оба чувствуют то, что должны. Теплоту в груди, исходящую из самого сердца. Всё словно бы встаёт на свои места, наконец, будто бы так и должно быть. Это нечто само собой разумеющееся, как солнце по утрам, как то, что трава летом зелёная, как наличие перьев у птиц, как и то, что снег под лапами холодный…
Когда Чонгук встаёт в полный рост, возвышаясь непоколебимой горой над белым волком, Тэхен восторженно отводит уши назад и задирает голову следом. А Чон, поддаваясь своим желаниям, валит омегу на спину одним толчком головы в грудь и сам грузно сваливается сверху. Тэхен захлёбывается в поднявшейся волне запаха альфы. Чонгук притирается мокрым носом в чужую шею, принюхивается, откуда природный запах белого волка исходит ярче всего, и высовывает язык, проводя им по шерсти. Тэхен дёргает лапой, не сдерживая тихий скулёж. По телу пробежал игривый разряд тока, обостряя каждую клеточку, каждую шерстинку. Чонгук лижет всю его шею, зачесывая белые волосинки, не пропуская ни одного миллиметра. Делает это с особым усердием, чуть ли не мурча, как самый настоящий домашний кот. У Чонгука грудь ходуном от такого, хвост радостно дёргается из стороны в сторону, ударяя по снегу. И он, и его волк в щенячьем восторге, что переполняет их, накатывая шумными волнами и накрывая с головой.
Тэхен не лучше. Он задирает голову повыше, предоставляя больше места на шее. Скулит тихо, но в глуши это слышится восхитительно. Омега натурально урчит от того, как становится трудно дышать из-за тяжести чужого тела. Ощущать вес Чонгука оказывается до писка приятно.
Не удерживается, взвизгивает, когда альфа заваливается на левый бок, лапами подбирает Тэхена к себе ближе и ласково прикусывает за ушко, а после облизывает. Тэхен жмурит глаза от удовольствия и поджимает ушки к голове. Чонгука такое вовсе не останавливает, наоборот. Запах альфы, как кокон, окутывает со всех сторон, впитываясь в белую шерсть. Тэхен утыкается мордой в горячую беспокойную грудь чёрного волка и притирается вплотную. Тело то и дело, что содрогается от чужих поползновений. Чонгук вылизывает все его чувствительные места, а после кладёт голову рядом и прикрывает глаза, со свистом втягивая аромат, исходящий от Тэхена. Он теперь смешанный, опасно кричащий, что омега не один.
Чонгук фыркает, накрывая тело Тэхена своим и спасая от вечернего колючего ветра. Чёрный волк в лихорадочном счастье не знает, что делать и куда ткнуться носом, где прикусить, заигрывая… Теряется в этом обилии внезапного счастья. Кажется, этот день станет для него самым счастливым, потому что белый волк, набравшись смелости, облизывает в ответ. Прямо в шею, коротко, на пробу, но этого достаточно, чтобы свести Чонгука с ума. Тэхен, довольный, вновь прячется на груди альфы и закрывает глаза. Ему сейчас так хорошо, как никогда раньше. Всю жизнь бы так лежал в объятиях Чонгука.
Чонгук уже знает, что одной жизни им будет очень мало.
Довериться своему альфе, уже своему, Тэхену казалось самым верным решением, которое он когда-либо принимал. Белый волк всё ещё фыркал на волка Чонгука, но все они понимали, что это самое настоящее представление. Белый волк заигрывал, флиртовал, не скрывая, крутил пушистым хвостом и в общем был рад такому выбору своего человека.
Тэхен и сам не мог поверить до конца, что рядом лежащий Чонгук, покусывающий его за уши, реален. И ему было хорошо от одной только мысли об этом, так сильно распирало ощущение легкости и, наконец-то, спокойствия в душе, что сам он не хотел и не желал скрывать этого. Показать Чонгуку собственные эмоции было не стыдно, наоборот же, Тэхен жаждал, чтобы он их видел и чувствовал. Поэтому без стеснения поскуливает, когда прижимается к чёрному волку ещё ближе, поджимая задние лапы к животу и сворачиваясь клубочком. Сам лезет к чужой пасти, тычется в неё, прося ещё больше внимания от Чонгука. Именно от него и только. Тэхену все равно, что он может вести себя глупо или по-детски. Он такой, какой он есть. Рядом с Чонгуком может себе позволить делать то, что велит сердце, ведь знает, что не отвергнут.
Ему не боязно отдать себя в надёжные руки Чонгука. Вера в то, что на этот раз ему не сделают больно, прорастает на выжженной земле, слабо и неуверенно, но упорно продолжает тянуться к солнцу.
***
В поселение они возвращаются под утро, вдоволь належавшись и надышавшись друг другом.
Стая ещё спит, только сквозь связь слышат и чувствуют, что беда миновала, что вожак вернулся не один. Сны становятся слаще и спокойнее.
Не спят, как и ожидалось, Джин, Хосок да Юнги. А с ними за компанию Донмин, клюющий носом, но упорно продолжающий делать вид, что не хочет спать, Чимин, на чьем плече беспокойно дремлет Юнги, и Намджун. Глава охотников не может смыть с лица глупую улыбку. Он почти целый день провёл с Джином, чего ему грустить-то? Беспокойства за Чонгука с Тэхеном у него нет, Намджун уверен, что справятся.
Собрались в доме вожака, ни капли не смущаясь проникновению в чужое жилище. Джин уже в десятый раз протирает начищенную до блеска столешницу и кидает взгляд в окно.
— Джин, присядь, — просит Хосок, кивая в сторону стула. — У меня уже глаз дёргается от тебя.
— Так отвернись, — цокает лекарь, выпуская тряпку из рук, так и замирает в одной позе, вылупившись в тьму за окном. — Они вернулись!
Юнги от радостного крика подскакивает на месте, чуть ли не сваливаясь с дивана. Он растерянно оглядывается по сторонам, но быстро приходит в себя, когда видит две знакомые фигуры за стёклами, что запотели от тёплых ладоней Джина.