— Чтобы забыть, как хорошо было в больнице.
* * *
В другой раз одна знакомая спросила у Тарсо:
— Слушай, Тарсо, я с таким трудом к тебе сюда добираюсь, а ты только и делаешь, что совершенно непонятные вещи мне говоришь.
И та ответила:
— У кого есть ум, тот понимает, что я говорю.
* * *
Господин Д. Е., профессор университета, почитающий Тарсо как современную святую, так описывает свои встречи с ней и особенности ее речи: «Когда мы пришли к Тарсо в первый раз, пройдя через проем в проволочной ограде за монастырем, мы увидели ее сидящей перед своей кельей и медленно и благоговейно осеняющей себя крестным знамением. По ее сосредоточенному виду было понятно, что она молится. Мы подошли и спросили, где нам найти Тарсо. Она спросила нас: “Зачем вам нужна Тарсо?” Мы ответили, что хотим с ней поговорить. Тогда она сказала, что не знает, и мы ушли. Однако когда мы спросили у монахинь, то узнали, что это и была Тарсо. Мы вернулись к ней. Я не помню точно, что она сказала в тот раз. Она дала нам понять, что мы должны молиться, причем много молиться. Но этот совет она дала не прямо, а иносказательно. К такому приему она часто прибегала в своей речи, что было одной из свойственных ей необычных черт.
Говоря о духовных вещах, Тарсо вместо привычных слов употребляла другие слова или образы, стараясь скрыть от людей свою духовную жизнь. Например, она говорила: “Когда-то хлеб стоил двадцать тысяч, а сейчас он стоит пятьдесят тысяч!” Под хлебом она подразумевала благодать Божию, переливание в человека жизни Божией, то есть питание тем хлебом, благодаря которому человек живет. Скорей всего, Тарсо взяла этот образ из Евангелия, говорящего о хлебе жизни[113]. Наверняка, смысл ее слов был именно таким, ибо однажды человека, который молился по дороге к ней, она встретила такими словами: “Ты идешь из пекарни?”
Тарсо усиленно подчеркивала, желая донести это до нас, что мы должны сами заниматься духовным деланием, особенно молитвой, платя немало «тысяч», которые требуются для этого. Ее огорчало, что молодые люди, то есть те, у которых было много сил и которые сами должны были научить ее этому делу, напротив, приходили за этим к ней. Она говорила: “Ты посмотри, какие парни приходят ко мне вместо того, чтобы все делать самим!” Глагол “делать” означал именно духовное делание. Так, в первый наш приход к ней, после продолжительной речи на этом иносказательном языке, увидев написанное на наших лицах непонимание, она, наконец, словно отчаявшись, сказала: “Неужели вы не понимаете? Я молилась всю эту ночь!” В другой раз, когда кто-то рядом с ней молился Богу о том, чтобы ему было дано то, чего он желал, Тарсо повернулась к нему и сказала:
“Ты что же, даром хотел? Чтобы купить хлеб, сейчас нужно пятьдесят тысяч”.
“Начинайте вечерком, около пяти, и продолжайте, сколько сможете”, — сказала она нам в тот раз. Тогда я впервые услышал от нее слова про “дом”: “Мы должны построить вокруг себя дом, закрыться внутри него и оставить только одну дырку вверху”. По всей видимости, она хотела сказать, что мы должны хранить ум от впечатлений наших чувств, а может быть, и от всех помыслов, и оставить только один канал связи со Христом.
Незнакомым людям, приходившим к ней, Тарсо задавала вопрос, умеют ли они делать железобетон, тем самым испытывая, знают ли они, как духовно строить дом своей души. Когда рядом находилось много людей, она разговаривала в свойственной ей особой манере, так что многие считали ее безумной. Однако у нее был свой код: пекарней она называла церковь, Начальником или Владыкой называла Христа, монастырь, в котором жила — тоже пекарней. Она говорила, что Начальник привел ее сюда и она родила триста детей, подразумевая, очевидно, монахинь, которые о ней заботились, которых она любила и о которых молилась. О тех, кто в аду, она говорила, что мы должны убрать каменные плиты, лежащие над ними, чтобы они увидели свет. Так она указывала на необходимость молитв об усопших, в чем, безусловно, подвизалась и сама».
* * *
Одна монахиня, знавшая ее, вспоминает: «Часто, когда мы приходили повидать Тарсо, она нам настойчиво говорила:
— Стройте, сестры мои, стройте дом. У меня есть многоэтажки, и вы стройте.