* * *
Тарсо, несомненно, сделалась в наши дни апостолом евангельского безумия. Но большинство людей, видевших ее и судящих о ней с точки зрения расхожих представлений о человеческом достоинстве, не заметило того, что это безумие — евангельское. Поэтому безумие Тарсо этих людей только смущало.
* * *
Тот добропорядочный христианин, который прекрасно себя чувствует не только в церкви, но и в мирском обществе, может чутко реагировать на нарушение общепринятых нравственных правил. При этом он может думать, что эта чуткость отражает всю глубину и широту подлинной духовной жизни.
Эта чуткость непосредственно связана у нас с идеализированным, искусственно созданным образом самого себя как «хорошего человека». Мы возмущаемся покушениями на общественную мораль и считаем, что соблюдение ее норм — это главный критерий качества человеческой жизни вообще.
В глубине души мы хотим шагать в ногу с общественной модой во всем. В том числе и в декларируемом нами стремлении ко спасению во Христе. Не скрывается ли здесь просто-напросто желание, чтобы люди нас одобряли?
* * *
Апостол Павел не стыдился объявить о себе: мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне[164].
К пониманию безумия во Христе и тем более к опыту такого безумия никто не может прийти в костюме общественной добропорядочности. Ведь этот костюм обычно прикрывает нашу порабощенность явным или скрытым себялюбием.
Потому-то и неудивительны наши затруднения, когда мы пытаемся постичь, что такое духовная жизнь во Христе. Эти затруднения проистекают из сильной, хотя и незаметной для нас, склонности к обмирщению нашей духовной жизни. Мы однозначно на стороне моды. И это стало особенно заметно в наши дни, когда приходится уже обсуждать обмирщение нашей церкви.
Тарсо говорит нам: человеческой душе необходимо смирение. Она говорит нам это всей своей жизнью и всей логикой своего подвижнического безумия. И это воистину делает блаженную Тарсо апостолом евангельского безумия. Такое безумие — это вызов, обращенный к самосознанию христиан. Этот вызов должен быть сегодня воспринят как призыв пробудиться от абсурда, как просвет во тьме и мраке современности.
В одном монастыре в Египте монахиня по имени Исидора притворялась безумной и бесноватой. Остальные монахини испытывали к ней такое сильное отвращение, что не хотели даже есть с ней вместе. А Исидора все свое время проводила на монастырской кухне, исполняя там любую работу. Она была для монастыря словно губка, очищающая собою всю грязь.
Однажды ангел Божий явился опытному и знаменитому подвижнику по имени Питирим и сказал: «Что ты превозносишься своими подвигами? Хочешь ли увидеть женщину, более тебя благочестивую? Ступай в женский Тавеннский монастырь и найдешь там одну сестру, которая носит на голове повязку. Она всем служит и, хотя все презирают ее, сердцем никогда не отступает от Бога».
Питирим встал и пошел в Тавеннский монастырь. Придя туда, он изъявил желание увидеть всех насельниц. Собрались все, не пришла только одна Исидора. Святой Питирим сказал: «Приведите мне всех». И когда ему ответили: «Мы все здесь», он сказал: «Здесь нет одной сестры, которую показал мне ангел». Тогда они сказали: «Есть у нас одна безумная, она в поварне». «Приведите и ее, — сказал великий муж, — дайте мне посмотреть на нее». И они пошли позвать ее. Но Исидора, поняв в чем дело, не послушалась. Тогда ее повели насильно, сказав ей: «Святой Питирим желает видеть тебя». А имя его было славно. Когда же привели ее и великий муж увидел лицо ее, а на голове у нее ветхую повязку тогда он пал ей в ноги и сказал: «Благослови меня, мать». И она, также упав ему в ноги, сказала: «Ты благослови меня, господин мой!» Увидев это, все изумились и стали говорить: «Авва! Не срами себя, она ведь безумная!» «Это вы безумные, — ответил святой старец, — а она лучше и вас, и меня. Она мать наша, и я молюсь, чтобы оказаться равным ей в день Суда».
Услышав это, все с плачем пали ему в ноги, исповедуя, как много огорчали они эту святую. Одна говорила: «Я всегда смеялась над ней». Другая: «Я издевалась над ее смиренным видом». Иная говорила: «Я оскорбляла ее, тогда как она молчала». А другая: «Я часто выливала на нее помои». Одна говорила: «Я била ее». А еще одна: «Я била ее кулаком». Словом, все признавались в каких-нибудь нанесенных ей обидах и скорбях. Приняв их раскаяние, святой Питирим вместе с Исидорой помолился о них и, много утешив честную рабу Христову, удалился из обители.