Боганчик помнил только, как, вытянувшись в дверях, высокий и тонкий, в широкой брезентовой плащ-палатке, капитан, тот, что вел их на Докшицы, скомандовал: «Огонь!» Потом еще долго кричал: «Огонь!..» — поднимая и опуская руку, будто желая сбросить с себя накидку, которую не снимал с плеч всю ночь и которая теперь ему стала тесной и мешала.
Земля задрожала, заходила ходуном вода в реке, словно закипела: стали бить «сорокапятки». Оглушала сбоку своя; бухало и справа, на выгоне, где у самого озера был второй дог, и в сосняке, недалеко от Тартака.
За рекой поднялась сухая пыль, скрыв все на свете. Ветер гнал ее сюда, на эту сторону, где стоял дот.
— Огонь! — кричал капитан. Его уже не было у двери, которая вела к выходу. Только у порога лежала зеленая брезентовая плащ-палатка, словно охапка свежей травы.
— Ого-онь!.. — слышалось сзади глухо и сипло.
Го... го... — казалось, кричат только ему одному, Боганчику, и он изо всех сил нажимал на шершавую гашетку, боясь только одного — что мокрые от пота пальцы могут соскользнуть и пулемет заглохнет. В узкую щель в щитке, как сквозь тусклое стекло, он видел на том берегу два танка. Они двигались один за другим как-то боком, с шоссе на ложок, то показываясь, то скрываясь в дыму, потом вовсе исчезли из глаз. За рекой в дыму ничего не было видно; позади не стихая гремело.
Боганчик чувствовал, как впивается в мякоть больших пальцев шершавая гашетка, но сквозь отверстие ничего уже не видел; всюду было серо.
Когда его схватила за плечо чья-то рука и стала тормошить не отпуская, он все еще не мог оторвать пальцев от гашетки. Пальцы впились в нее, выгнулись, сделались как прутья. Лента с желтыми патронами ползла и ползла откуда-то справа из темноты, выгибаясь, как змея, которую взяли за голову.
— ...мать!.. — услышал он над самым ухом; потом рука потянула его за ворот от бойницы.— Прекратить!..
Это кричал во все горло капитан — пулемет замолк, и человеческий голос под землей теперь резал уши. Капитан, топча ногами лежавшую на полу плащ-палатку, показывал рукой на бойницу:
— Ушли вброд... Левых накрыли...
Стало тихо; в тишине звенел вентилятор, и казалось, что этот звон лезет в уши. Будто в земле, стучало под ним, Боганчиком, сердце: он навалился грудью на холодный цемент у пулемета. Капитан постоял на пороге, потом выпрямился, отряхнул с груди песок — должно быть, полз — и скрылся за дверьми. Осталась только на земле плащ-палатка.
Боганчик сидел у пулемета, чувствуя, что оперся плечом обо что-то острое и холодное и начинает зябнуть. Напряжение проходило, и ему становилось легче, он мог теперь двигать руками как хотел и смотреть, не прищуриваясь, через оконце в щитке на тот берег, где висела пыль.
Потом поднялся, будто после тяжелой болезни.
Перед глазами застыла бронзовая планка на казеннике. Узенькая, длинная, отполированная пальцами, она тускло блестела на свету, проникавшем в бойницу. Внизу под ней можно было рассмотреть маленькую звездочку и буквы; по самой планке рассыпались мелкие черные цифры — от двух до двадцати шести.
Боганчик ощупал кожух — он был горячий, не прикоснуться.
Захотелось выпить воды из колодца. Она холодная, просто ледяная, не такая теплая и желтая, как та, которую приносили вчера вечером в бачках.
Выпрямившись, Боганчик начал счищать с себя песок и кусочки кирпича, впившиеся в колени.
Потом он счищал руками песок с длинных, выгнутых и отшлифованных о землю станин. Они были холодные и мокрые; холодным и липким был и щиток, с него пыль не счищалась.
Когда снаружи посветлело — наверно, солнце перешло на берег,— Боганчик вспомнил, что бой был долгий и тапки шли долго, и, видно, прошло их через реку много.
В доте тоже стало светло, и он увидел, приникнув к бойнице, на той стороне, за рекой, высокий зеленый берег. От солнца еще больше побелело, стало белым, как мел, шоссе; за ним на поле виднелось жито.
Он вспомнил приказ капитана: «От пулемета не отходить, ждать команды...»
Было тихо и оттого тягостно. Не несли еду и воду. Пахло пороховой гарью; звенели гильзы, падали из-под пулемета на пол. Сбоку, за Красным, слышны были глухие взрывы, будто там что-то толкли в ступе — должно быть, на Бегомльском шоссе. С той стороны, откуда шли танки, появились самолеты. Казалось, это ноют под потолком комары. Комаров в доте много: они чуяли людей и залетали в бойницу. Сейчас они нагоняли сон, и Боганчик, положив голову на руки, долго тер пальцами глаза,чтоб не слипались.
После полудня снова пошли танки. Они уже не показывались на шоссе, шли опушкой леса, правее: обходили мост.