Вверху, в затянутом черными полосами небе, шли самолеты. Шли с Тартака. Самолетов было много — в небе стоял тяжелый гул. Казалось, гремел гром. От него звенели и лес, и дорога, и вся земля. Потом гул стал глухим и протяжным, затихая вверху,— чудилось, что небо от него стало высоким-высоким.
Самолеты летели на Дальву, в ту сторону, где за лесом еще стояла зеленая заря
— Наши...— сказал Махорка.— Бомбить летают ночью. Аж в Германию.
Все зашевелились. Закашлял и закряхтел Панок, влезая на воз. Оперся локтями на Янукову телегу Боганчик, засипел, глядя на дорогу:
— На-аши... Такие же, как около Лесников были. Забыли?.. Костры разожгли, ожидая их... А они как скинули игрушку — крыши посрывало. Развернулись и еще раз сбросили. Эти тоже если бы окинули...
— Ох-хо-хо... Что там дома?..— опять загоревала Наста, завязывая платок, и Боганчик замолчал. Повернулся, пошел в ольшаник.
— Не расходиться далеко! — крикнул вслед Боганчику Махорка.— Война не война, а в кусты тянет, не глядит на немцев...
— Ты, Мирон, свои шуточки брось. Беды не чуешь.
— Мы еще поживем, Наста. И своих дождемся. Недолго уже осталось ждать, сама видишь. Немцы гибель свою почуяли.
— Поживе-ем...
Они помолчали.
— Будем двигаться, Иван. Друг от друга не отъезжать. Пусть кони идут гужом. И ты своего жеребца не гони. А то отстаем,— снова заговорил Махорка.
— Можешь заезжать вперед,— буркнул Боганчик, вылезая из кустов.
— Не смотри зверем, Иван. Ночь на дворе.— Махорка говорил и взмахивал кнутом.— Ехать будем тихо. Если что — на телегах не сидеть. За детьми Наста будет смотреть. Янук пускай спит. С его телеги не свалишься. И хорошо, что Таня заснула. Мучается с больной ногой.
Алеша пошел назад за Настой — она еле переставляла ноги. Повернула на дорогу коней. Потом, сев на мешки, подъехали один за другим к Януковой телеге.
— Все уселись? — спросил Махорка.— Не отставать.
Над прогалиной прокатилось эхо.
— Не спи, сынок,— услышал Алеша Настин голос и почувствовал, что ему невмоготу как хочется спать, не слушаются ни руки, ни ноги, даже языком трудно шевельнуть. Не проходит и голод, а конь на ходу все щипал траву у дороги.
Они въехали на просеку и снова стали. Боганчик исчез в тумане. Насту окликнули, кажется Махорка.
— Кто-то стонет там, впереди... Не спи, сынок.
Она кинула ему на воз хворостиику, которой подгоняла у .реки Бу- ланчика, когда тот не хотел идти в воду, и, обойдя Янукову телегу, пошла вперед. Янук замычал спросонья, и снова стало тихо. Было слышно, как идет по дороге Наста. Когда она скрылась за Таниным возом, Алеше стало холодно. Он сполз с мешков на дорогу и догнал Насту уже у Махоркиной телеги.
— Ты слышала? — шепотом спросил Махорка Насту.— Не могло же нам показаться? И мне и Ивану... Человек стонет.
— Где человек? — Наста обошла их и, насторожившись, посмотрела вперед.
— Да тут где-то недалеко,— показал Махорка рукой как бы себе под ноги.— Стонал, потом затих.
— Ия, Наста, слышал. Прямо с телеги, когда ехал,— кашлянул Панок.
— Какой тут человек... Дал же бог им уши,— загомонил Боганчик.
— Тише. Сам же слышал,— шикнул на него Махорка.
— Что вы шикаете? Стонет, стонет... Девка на возу стонет...
— Отойди...— Махорка махнул на Боганчика рукой.
Все словно вросли в землю.
Ничего не было слышно.
Выплыла из-за леса луна, повисла возле темной, похожей на коня тучи. Стало светлее. Забелела дорога на прогалине, на мху под ногами стали видны прошлогодние сосновые шишки. Алеша долго смотрел вверх, в прогалину,— в глазах начала двоиться луна: одна отбегала от другой и катилась по небу к самому лесу. На землю, на голую дорогу падала тень от сосен, широкая, рогатая, лежала, как на скатерти.
У Алеши зябли ноги и плечи.
— Поедем... Девчина на возу стонет. Огнем бы все пошло,— выругался Боганчик и подошел к Махорке.
— Что затрясся? А если человек там? —повернулся к нему Махорка.
— Челове-е-ек...— передразнил Махорку Боганчик.
— Так что? Бросать человека? Человека я никогда не бросал...— Махорка шарил по карманам, будто что-то искал.
— Не бросал... А куда денешь, подобравши? Хоть батька с того света — куда денешь? Своих полны телеги. И больных и здоровых.
— Ишь, отец нашелся. Горлом брать... Не кричи. Человек стонет. В сосняке,— снова показал Махорка рукой на прогалину.
— Ну и черт с ним, пусть стонет. Земля вся стонет. Всех не наслушаешься. У нас свои вон... Деревня целая стонет.
— Тише...— махнул на него рукой Махорка.