Ему захотелось убежать. Прыгнуть в сосняк и — убежать. Руки только надо выставить вперед, не забыть, чтобы не выколоть глаза.
Бежать ему хотелось и вчера, когда всех сгоняли к Махоркиной хате. Перескочить через тын около Панковой хаты и побежать межой на загуменье, к пуне. Но возле пуни на загуменье ходили власовцы.
Когда они вышли из сосняка на лесосеку, там тоже были немцы. Они стояли и сидели на земле, сгрудившись, и заняли всю дорогу — наверно, шли на Тартак. Навстречу им. Алеша оглянулся — позади на дороге тоже были немцы. Рассыпавшись, они выходили из леса.
Немец в широкой пилотке, забежав вперед, жестом приказал остановиться. Он опустил автомат — автомат качался у него на животе,— замахал руками и побежал навстречу немцам, которые были на дороге. Те сразу вскочили; передние отхлынули в сторону, к канаве.
За ними показалась черная легковая машина; переваливаясь на колдобинах, она замедляла ход, подъезжая к немцу в широкой пилотке. Немец выпрямился и побежал к машине, размахивая руками и автоматом. Алеша услышал, как сбоку затопали и те двое немцев, которые до сих пор молчали.Легковая машина была похожа на «эмку», приезжавшую в деревню до войны, после пожара, и стоявшую весь день возле Махоркиной хаты. Такая же черная и приземистая.
Машина остановилась, не доезжая до мужиков. Немец в широкой пилотке, подбежав к машине, вытянулся и открыл дверцу.
Из машины вылез немец, низенький и молодой, почти как Юзюк. Он подошел к ним и отстегнул кобуру. Конвоир, стоявший сбоку от Панка, двинул Панка автоматом в лопатки, приказывая выше поднять руки.
Молодой немец, вылезший из машины, передернулся и уставился на мужиков. Он был весь в сером, как и тот, в широкой пилотке, что стоял теперь позади него, держа автомат наготове. На голове у молодого немца торчала высокая круглая фуражка из серого сукна, с черным блестящим козырьком, спущенным на самые глаза. На козырьке лежали скрученные вдвое толстые белые шнуры; над шнурами прилипли два блестящих мотылька: один большой, с растянутыми длинными крыльями, другой совсем маленький — дохлый. Белые шнуры были и на сером воротнике пиджака; над локтем на рукаве был такой же дохлый мотылек, как на фуражке, только потемнее, будто испачканный; дохлый мотылек был у немца и на груди. Ниже локтя на рукаве к черному сплющенному квадратику прилипли две блестящие буквы SD.
Из легковой машины вылезли еще два немца в черных мундирах с белыми мотылями и черными, как уголь, крестиками на груди, подтянутые, подпоясанные широкими ремнями, и стали поодаль, глядя на мужиков. Один из них, с двумя черными крестиками на грудном кармане, был в очках и с забинтованной рукой. Другой немец в черном мундире, заложив руки назад, стоял, широко расставив ноги. Алеша увидел, что все четверо немцев смотрят на одного Боганчика: у него над головой дрожали руки.
Молодой немец шагнул к Боганчику и показал на него пальцем:
— Бандиты?
Боганчик замотал головой, опуская руки ниже.
Голос у немца был сухой, и говорил он так же, как тот, что бил Боганчика на горе у школы.
Мужики заговорили все сразу:
— Хлеб везем... Рожь...
Молодой немец поднял голову, ступил ближе к Боганчику и начал переводить немцам, стоявшим позади него, то, что сказали подводчики.
— Какую рожь?
— В Красное...
— Бумага у нас...
— Кто имеет оружие? — Немец теперь смотрел на каждого, оглядывал с ног до головы.
— Нет оружия... Рожь у нас...
— В Красное...
— У нас бумага...
Молодой немец сказал что-то стоявшим позади, потом снова показал на Боганчика:
— Кто имеет бумагу?
Боганчик забыл, что стоит с поднятыми руками; схватился за кепку на голове, перевернул ее и подал немцу.
— Что такое? — Немец отшатнулся назад.
Тогда Боганчик дернул кепку к себе, схватил другой рукой бумагу и протянул ее немцу.
Немец быстро взял из рук Боганчика бумагу, развернул и пробежал глазами, затем подал ее немцу в очках и долго что-то говорил, повернувшись к нему. Очкастый передал бумагу другому немцу; тот взял ее в руки, посмотрел и показал на мужиков:
— Вэр!..
— Можете опустить руки...— Молодой немец взял бумагу у немца в черном мундире и возвратил ее Боганчику.— Где видели бандитов?
Мужики опустили руки, только Янук еще стоял, подняв их высоко над головой, потом опустил и он. Все молчали.
— Где бандиты? — Немец поглядел на Махорку и ткнул его пальцем чуть не в самую грудь: — Ты! Отвечай!
Немец ждал.
— Немцы у нас в деревне...— сказал Махорка.— Были партизаны... стояли... Теперь немцы стоят... Рожь везем...