Впереди никого не было видно. Висела только пыль над развороченной дорогой, и всюду стояла тишина.
Выпрямившись, Наста увидела, что мешок, на который она оперлась, был проколот у завязки. Прокололи, видно, немцы. Широкая дыра была заткнута сеном.
Наста почувствовала, что ноги ее одеревенели.
Она позвала Махорку и еще раз огляделась вокруг.
Махорка лежал ничком возле Алешиной телеги, у самой дороги в сивце. Издали был весь черный и казался горбатым.
Она пошла по дороге назад к мосту, едва переставляя ноги. Вот и Алешина телега. Наста остановилась, не дойдя до Махорки. В оглоблях на песке лежала, выпучив живот, будто объелась, Танина кобыла. Танина телега была опрокинута, и из-под нее не было видно мешков.
И Алешин конь был убит. Алешина телега тоже опрокинулась — лежала поперек дороги. На желтом песке уже у самой лощины бился головой о землю ее, Настин, Буланчик, поднимая и опуская оглобли — был еще жив.
— Дети! Дети!..— снова позвала она.
Она уже миновала мост; волоча ноги, шла домой и чувствовала, что не может идти; слабеет. Постоит и снова идет, обходя лежащих на дороге немцев. Она боялась наступать на темные мокрые пятна крови на песке.
У моста, откуда стреляли и куда приказывал бежать Махорка, партизан не было — одни убитые немцы. Если бы партизаны были где-то близко, наверное, заметили бы, что она идет. Но за это время, пока она лежала в лощине без памяти, партизаны, наверное, ушли на Пунище, не сидели же они на месте?
За мостом начиналась гора. Она уже взошла на гору до половины, но упала и почувствовала, что сползает вниз в лощину — к мосту. В глазах запестрело голое корневище сосны — выперло из земли там, где осыпался песок. Сверху посыпались зеленые сосновые иглы.
Вдруг Наста почувствовала, как над ней кто-то наклонился, низко, к самым глазам. Мужик. С головы у него упала шапка-кубанка прямо ей на грудь. Она узнала Сухова из «Борьбы». Он поднимал ее на руки. Ему помогал кто-то высокий, весь перепоясанный ремнями, похоже — Тареев из «Мстителя», тот самый, что привозил ей зимой скатерти на халаты. Она его хорошо запомнила.
«Партизаны прибежали спасать...» — подумала Наста, и ей показалось, что она слепнет; глаза затянула сухая паутина, не сотрешь.
18
Боганчик бежал вырубкой вниз с горы по сухому папоротнику и пням, поминутно оглядываясь назад, туда, где была дорога, и слышал, что становится тихо — перестают стрелять. Только порой еще взмывал треск пулемета, будто кому-то вдогонку. «Немецкий»,— определил Боганчик.
Он спотыкался, цепляясь ногами за корни, и тогда слышал, как пахнет багульником подсохшее в этом месте болото. Довоенная вырубка заросла березняком, и Боганчик боялся, что издали, с горы, видно, как вслед за ним раскачиваются в вырубке кусты. Он хотел сойти с вырубки, но вокруг был густой ельник — не продраться.
Боганчик не помнил, где его жеребец с телегой и где кепка. Черт с ними. Жеребец вместе с телегой рванулся с дороги в сосняк — убили, должно быть.
Надо, наверное, выбраться к реке: в болото на Пунище могут отступать партизаны — их будут преследовать; в лесу же, у моста и на дороге до самого шоссе полно немцев.
Его вдруг охватил страх, не давал бежать. Боганчику показалось, что он ранен. Он не мог наступить на правую ногу — болела в самом суставе. Долго бежал, хромая, потом боль прошла. Он опять остановился. Не хотелось уходить с вырубки. Казалось, если бы вырубка тянулась до края земли, Боганчик бежал и бежал бы по ней не сворачивая.
Стучало сердце, стучало и в голове. Боганчик вдруг обнаружил, что стоит у самого болота, уйдя по колено в мох. В сапогах хлюпала вода.
Ему захотелось пить.
Когда впереди в болоте разорвалась мина, треснув и зазвенев невдалеке от него, даже дым был виден, Боганчик бросился бежать в редкий сосняк, где уже просвечивало поле. Наверное, его заметили; может быть, еще тогда, когда он бежал вырубкой — с горы хорошо видно.
Он задыхался.
Теперь трещало позади, в вырубке. Там поднялась пыль; запахло горелым, как из трубы, когда горит сажа.
Он побежал в гору, бежал, спотыкаясь, прямо туда, где светился редкий сосняк,— подальше от вырубки.
Когда по сосняку начали рваться мины и загорелся вереск, Боганчику показалось, что стреляют не по нему: кому он нужен? Немцы отошли от Тартака на шоссе и теперь стреляют по лесу из минометов, видно, по партизанам.
И тут он увидел партизан. Они отходили небольшими группами по всему лесу в сторону Пунища. Спокойно, не торопясь, словно вблизи и не было регулярной немецкой части. Партизаны не лезли в болото, а выходили, должно быть, к опушке, к Двиносе. Под носом у немцев пойдут по берегу реки в пущу, не побоятся, раз не побоялись засесть здесь, недалеко от Красного, в засаду.