Немцы станут их преследовать. Надо бежать в Красное.
Мины рвались теперь, казалось, по всему лесу, и Боганчик подумал, что немцы не сунутся сразу дорогой, будут обстреливать из минометов и вырубку на горе, и болото, и старый сосняк под логом у Двиносы.
За вырубкой, видно, где-то на дороге за мостом, снова застрочил пулемет.
На шоссе заревели машины, будто шли в гору. Боганчик услышал, как там залязгало железо, словно в кузнице...
«Танки... Могила в лесу... Немцы пойдут за партизанами».
Он бежал теперь с горы в лощину, где светилось поле. Под ногами шуршал сухой серый мох, трещали сучья, и звенела земля, будто где-то в глубине ее была пустота.
Он вдруг увидел впереди дым, густой, синий. Горел лес, а ему казалось, что светилось поле.
Боганчик повернулся и побежал от пожара.
Под ногами трещало пламя. Горели сухие желтые сосновые ветви; горели сосновые пни, ровно, будто их нарочно разожгли; шипела, корчилась на мху кора и вереск; шипел от огня мох. Огонь шел по земле. Боганчик бежал и никак не мог выскочить из дыма.
Когда ор наступал на кочки, на желтую редкую траву, куда не дошел огонь, то видел, как бегали по земле серенькие мелкие ящерицы. Спасались. Ящерицы боялись выбегать на черную землю, где прошел огонь — земля, наверно, была еще горячая,— и вертелись в траве, поднимая головы.
Редкую желтую траву на земле огонь слизывал, как корова языком.
«Могила в лесу...» — снова стукнуло ему в голову.
Видно, он заблудился, крутится на одном месте.
...Боганчик упал на что-то твердое и острое — это была куча камней. Камни, сырые и холодные, поросли сверху зеленым влажным мхом.
«Где-то близко дорога»,— подумал он и вскочил на ноги.
Он выбежал на чистую просеку и увидел солнце, оно стояло над самым лесом и, казалось, сжигало все живое. Всюду пахло дымом.
Сбоку мелькнула чистая прогалина. В прогалине была видна белая от солнца земля, и Боганчик побежал туда.
Он выбрался на сивец, что рос на просеке кустиками, словно кем- то посаженный. Тут же росли: заячий горошек — он стлался по земле, по песку; толокнянка — ее длинные усики с листьями, как у брусничника, ползли на просеке; вереск, сухой и осыпавшийся, похожий на вытоптанное скотиной жнивье; мятлица стояла белая, как солома; высокая рябинка со скрученным листом, что растет в просеках на сухом песке около пней; и крапива — зеленая, старая, по два-три стебля п гнезде...
Просека в самом конце делалась шире — на нее выходила дорога; далеко, у самой реки, был виден чистый лог. За рекой начиналось Красное...
Боганчик бежал поямо на выгон — к мельнице.
На выгоне за рекой был виден дот — лежали вывороченные из земли белые груды. Немцы взорвали все доты около Красного. Взрывали этой весной, еще во время морозов, взрывы были хорошо слышны даже в Дальве.
Увидев дот, Боганчик вздрогнул.
Позади, у моста, застучал пулемет. Затем начали стрелять на вырубке.
...Сначала Боганчику показалось, что его ударил задними подкованными копытами жеребец, ударил в живот, бросив в хлеву на землю. Потом резануло под грудью — словно пилой...
Он упал в песок посреди просеки, отвалившись на спину, словно поскользнулся, и сразу поднял голову. Глаза были полны песку. Почему он не услышал взрыва? Только впереди на земле раздался треск.
Он приподнял голову и увидел свой разодранный живот. Всё — в крови. Увидел около себя яму. Из нее шел белый дым, стелясь по дну.
Резкая боль свернула Боганчика, и, скрюченный, он покатился по земле, по песку.
— До-бей-те... До-бей-те!..— кричал он и еще слышал свои слова.
Далеко в конце просеки за рекой на берегу сверкнул и скрылся из глаз взорванный белый дот. Потемнел и осыпался кучей пепла.
19
Ветер поднимал высоко вверх желтую пыль и сухую черную траву. Хватал на поле в охапку рожь, казалось, вырвет ее из земли и погонит в прогалину на Сушковский лог, как солому; не давал идти, становился столбом впереди на дороге. Тогда Алеша нагибался и, отвернув голову, закрывал руками глаза.
Шумел лес на ямах; гнулись сосны, и тогда за ними в просветах было видно высокое, темное, как осенью, небо.
С поля хорошо был виден сосняк, стоявший перед самой деревней. Из-за сосняка вдруг повалил клочьями дым, тянулся под ветром вдоль дороги до самого леса, потом опадал на землю, на рожь.
Алеша постоял, потом пустился бежать в гору по дороге, заросшей рожью. Рожь стегала по щекам, как кнутом.