П. Бениньи. Бригадир 1-го полка на крестьянской лошади, 1812 г.
Предположительно именно во время этого отступления сотник Иловайского 10-го полка Карпов 4-й взял почетный трофей — орла 1-го кирасирского полка. При этом, орлоносец полка младший лейтенант Ж. Берлемон получил в схватке 13 ран[394].
Оставшись один против русской конницы, 2-й карабинерский полк некоторое время еще удерживал позицию. Но, будучи окружен со всех сторон казаками, которые беспрестанно обстреливали и теснили противника, он, в конце концов, был вынужден отступить. Прорвав линию русской конницы, карабинеры пробились к основным силам. Соединившиеся на правом берегу реки Чернишни части 4-й тяжелой кавалерийской дивизии заняли место в боевой линии справа от прикрывавшей Калужскую дорогу польской батареи, установленной командующим артиллерией 5-го польского корпуса бригадным генералом бароном Ж.Б. Пельтье. За правым флангом 4-й дивизии встала уступом 5-я тяжелая дивизия 1-го резервного кавалерийского корпуса[395].
Таким образом, длившееся несколько часов противоборство казаков с тремя полками тяжелой кавалерии противника закончилось. Несмотря на частные успехи, карабинеры и кирасиры были не в состоянии сдержать натиск превосходящих сил и удержать позицию на левом берегу Чернишни. Хотя иррегулярные войска Орлова-Денисова не могли расстроить и уничтожить оказавшиеся в окружении полки регулярной кавалерии, они беспрестанно наседали на них со всех сторон, обстреливая и атакуя неприятеля. Высокую оценку действиям русской конницы в своем дневнике дал английский представитель при русской армии Вильсон, который писал: «Мне довелось быть вместе с ним (2-м пехотным корпусом Багговута — В.Б.) и казаками в самую решительную минуту, особливо когда казаки атаковали не приятельских кирасиров и карабинеров, что было произведено с величайшим умением и доблестью»[396].
Вместе с тем, многие участники событий, отдавая в целом справедливость казакам, отмечали, что во время сражения их действия были направлены не только на борьбу с противником. Так, Ермолов в своих воспоминаниях отмечал, что «богатые обозы были лакомою приманкою для наших казаков: они занялись грабежом, перепились и препятствовать неприятелю в отступлении не помышляли»[397]. В своем дневнике 18 октября Дурново записал: «Лагерь неприятеля попал в руки казаков, которые его разграбили. Мюрата постигла та же участь: у него отняли все серебро»[398]. Поручик легкой роты № 2 лейб-гвардии Артиллерийской бригады И.С. Жиркевич вспоминал: «В лагере много продавалось казаками из вещей, принадлежавших неаполитанскому королю Мюрату, весь обоз которого был захвачен казаками и разграблен»[399]. Как отмечал Вильсон, у Мюрата было «взято все его серебро, карета, кровать и даже перо». «Казаки, — продолжал он, — настолько обогатились, что теперь они продают наиценнейшие вещи за малую толику золота, ведь только так могут они перевозить свою добычу. Вчера их снова ожидали невероятные трофеи. Я смог подобрать из них лишь несколько занятных писем по преимуществу от прекрасного пола»[400].
О поведении казаков на поле боя Вюртембергский вспоминал, что «они занимались больше брошенными орудиями и прикалыванием раненых, нежели дружным натиском на французские колонны. Двум полковникам я сделал строгий выговор, особенно за жестокое обращение с раненым неприятелем; во всем же прочем я сам извинял их»[401]. В своих записках Михайловский-Данилевский рассказывал, что казаки, увидев на нем французскую шинель, приняли его за неприятеля и просили находившихся с ним рядом драгун разрешить им его добить[402]. Но, справедливости ради, надо отметить, что не все казаки были способны лишить жизни безоружного противника. Н.Н. Муравьев был свидетелем случая, когда драгуну приказали убить пленного польского стрелка, чтобы не тратить времени на сопровождение его в тыл, к Тарутино. Драгун не смог выполнить это распоряжение и тогда «крикнул проезжавшего мимо казака: „господин казак“, сказал он ему, „убейте поляка; мне велено, да рука не подымается“. Казак хотел показать себя молодцом. „Кого?“ спросил он, „эту собаку заколоть? Сейчас“. Отъехав шагов на 15, он приложился на поляка дротиком и поскакал на него. Поляк не двигался; казак же, подскакав к своей жертве, поднял пику и, сознавшись, что ему не убить осужденного на смерть, поскакал далее. Затем драгун, разругав пленного, погнал его в Тарутино»[403].
394
РГВИА, ф. 103, оп.208а, св. О, д.6, л.39об.-40; Le Manuscrit des carabiniers. P.539; Васильев. С.57.