Немногочисленная охрана под Колизеем в испуге и смятении не оказала пленникам никакого сопротивления, и те беспрепятственно вышли в город.
– Куда теперь? – раздался чей-то голос.
– Всем расходиться по одиночке, – ответил Маллиус Лепус.
– Но мы с тобой останемся вместе? – спросил фон Харбен.
– До конца, – ответил римлянин.
– А вот и Габула, – воскликнул фон Харбен. – Он пойдет с нами.
– Мы не имеем права бросить отважного Габулу, – подтвердил Маллиус Лепус. – Теперь самое главное – найти убежище.
– На той стороне бульвара низкая стена, а за ней полно деревьев, – сказал фон Харбен.
– За неимением лучшего сойдет. Пошли! – бросил Маллиус Лепус.
Перебравшись через стену, троица очутилась в саду, заросшем высокой травой и густым кустарником. Судя по неухоженности, сад был заброшен. Пробираясь по-пластунски сквозь кусты, они натолкнулись на дом с покосившейся дверью, выбитыми окнами и кучей мусора на пороге. Все указывало на то, что здесь давно никто не живет.
– Тут мы и переждем до наступления темноты, – сказал фон Харбен.
– Хорошо, что дом в двух шагах от Колизея, – добавил Маллиус Лепус. – Никто не станет искать нас в такой близости. Пошли поглядим, что там внутри.
Войдя в заднюю дверь, беглецы оказались на кухне. В углу стояла печь из расколотого кирпича, рядом валялась скамья и колченогий стул. Пройдя дальше, они очутились в просторной комнате, как выяснилось, единственной в доме, не считая кухни. Здесь было темно, поскольку выходившие на бульвар окна были закрыты ставнями. В углу стояла приставная лестница, над которой в потолке виднелся люк, ведущий, очевидно, на крышу. Наверху, под потолком пленники случайно обнаружили искусно замаскированную нишу, высотой в три фута, видимо, тайник.
Более тщательный осмотр комнаты не выявил ничего, кроме охапки грязного тряпья возле стены, служившего, как видно, постелью для какого-нибудь бездомного бродяги.
– Дом как будто специально построен для нас, – сказал Маллиус Лепус. – Лучшего нельзя и пожелать. Черт возьми! Целых три выхода на случай опасности – один в сад, другой на бульвар и третий на крышу.
– Здесь мы в безопасности, – сказал фон Харбен. – А вечером, когда стемнеет, постараемся пробраться к дому Септимуса Фавония.
XXII. НЕУДАВШЕЕСЯ ПОХИЩЕНИЕ
По дороге Виа Маре, держа путь на восток, двигалась колонна в пятьдесят тысяч человек, оставив позади город Кастра Сангвинариус. Впереди шагали негры вазири, возглавляемые Тарзаном, следом за ними могучие легионеры во главе с Максимусом Прекларусом, а замыкали строй воины из окрестных деревень.
Мокрые от пота рабы тащили катапульты, баллисты, стенобитные орудия, огромные тараны, механизмы для метания огненных ядер в оборонительные сооружения врага, другие античные военные орудия, а также лестницы и крючья для осады стен.
Громоздкая техника сдерживала движение, и Тарзан сердился из-за вынужденных задержек, но ему пришлось внять доводам Максимуса Прекларуса, Кассиуса Асты и Цецилия Метеллуса, заверявших его в том, что без этих машин в город не пробиться.
Над раскаленной от зноя, пыльной Виа Маре раздавались воинственные песни вазири, пританцовывающих в такт музыке, недовольное ворчание скептически настроенных гладиаторов-ветеранов, несших тяжелое боевое оружие, а также взрывы безудержного смеха воинов из окрестных деревень, веселившихся, словно малые дети.
В то время, когда колонна из Кастра Сангвинариуса подошла к крепости, окруженной рвом, насыпью, частоколом, рабы принесли тело Валидуса Августа во дворец, и Фульвус Фупус провозгласил себя цезарем. Сделал он это не без внутреннего трепета, поскольку, хоть и не был особенно умен, все же соображал, что не пользуется популярностью, и многие патриции имеют гораздо больше прав претендовать на пурпурную мантию, чем он.
В погоню за сбежавшим пленником и убийцей Валидуса Августа был брошен отряд легионеров, но поиски затруднялись тем, что очевидцы не сумели толком описать Габулу, неизвестного для всех чернокожего из далекой страны Урамби.
Среди бежавших с арены участников игр было человек восемь осужденных преступников. Держась все вместе, они поспешили укрыться в таверне на окраине города, куда захаживали ради выпивки и незатейливых развлечений.
– Интересно, что за император этот Фульвус Фупус? – спросил один из преступников.
– Еще хуже, чем Валидус Август, – отозвался другой. – Я встречал его в термах, когда там работал. Он тщеславен, глуп, невоспитан. Его презирают все патриции.
– Говорят, он хочет жениться на дочери Септимуса Фавония.
– Я видел ее сегодня в Колизее, – вмешался третий. – До заключения я часто видел ее в лавке моего отца, куда она приходила за покупками.
– А сам ты бывал когда-нибудь в доме Септимуса Фавония? – спросили его.
– Бывал раза два, – ответил юноша. – Приносил товар. Меня пускали в дом, и я хорошо все запомнил.
– Если такая знатная патрицианка, как она, попадет в наши руки, то мы сможем рассчитывать на свободу и большой выкуп, – добавил тип с низким лбом и злыми хитрыми глазами.
– Гляди, как бы нас не четвертовали…
– Если нас схватят, то уж, конечно, не помилуют.
– Веселенькое дельце.
Некоторое время они молча пили вино, обдумывая план действий.
– Новоиспеченный цезарь непременно заплатит огромный выкуп за свою невесту, – воскликнул юноша, вскакивая на ноги. – Я проведу вас в дом Септимуса Фавония. Меня обязательно впустят, об этом уж я позабочусь. Я скажу рабу, что меня прислал отец с товаром для Фавонии. Для этого мне нужен сверток.
– Риск немалый…
– Считайте, что выкуп у нас в кармане.
– Если получим выкуп, поделимся поровну.
Наступил вечер. Войско Тарзана стояло перед укреплениями Каструм Маре. Кассиус Аста, которому поручили осаду крепости, привел в действие свои силы и развернул боевую технику.
Тем временем Эрих фон Харбен и Маллиус Лепус, находившиеся в Каструм Маре, обговаривали детали плана.
– Предлагаю уходить отсюда в полночь, не раньше, – сказал Маллиус Лепус. – В этот час на улицах нет ни души, а патруль мы увидим издалека, благодаря их факелам, так что всегда успеем спрятаться. У меня есть ключ от сада моего дяди, войдем тихо, без шума.
– Может, ты и прав, – отозвался фон Харбен, – но я не в силах ждать. Как подумаю, что она пойдет к алтарю рука об руку с другим, то делаюсь сам не свой.
– Выше голову, дружище, – успокоил его Маллиус Лепус. – Сейчас Фульвус Фупус настолько увлечен своей новой должностью, что Фавонии ничего не угрожает, во всяком случае в ближайшие часы.
Пока они так беседовали, в дверь дома Септимуса Фавония постучал юноша. У стены в тени деревьев притаились черные силуэты. К входной двери с лампой в руке подошел раб и через зарешеченное окошко окликнул посетителя.
– Это я, сын Табернария, – представился юноша. – Я принес из отцовской лавки ткани для дочери Септимуса Фавония.
Раб заколебался.
– Да ты же помнишь меня, – продолжал юноша. – Я часто приходил сюда.
Раб поднял лампу и внимательно присмотрелся к посетителю.
– Да, – произнес он, – твое лицо мне знакомо. Пойду спрошу свою госпожу, примет ли она тебя. Подожди за дверью.
– Эти ткани очень дорогие, – забеспокоился юноша, показывая сверток. – Пусти хотя бы в прихожую, а то на улице меня могут ограбить.
– Ладно, – сдался раб и впустил юношу в дом. – Жди, пока я вернусь.
Как только раб ушел, сын Табернария подскочил к двери, отодвинул засов и, высунувшись наружу, тихонько подал сигнал.
Из-за деревьев тут же вынырнули темные фигуры и поспешно юркнули в открытую дверь. Сын Табернария толкнул сообщников в темное помещение рядом с прихожей, закрыл обе двери и стал ждать.
Вскоре вернулся раб.
– Дочь Септимуса Фавония сказала, что ничего не заказывала у Табернария, – заявил он, – и не хочет сегодня смотреть ткани. Отнеси назад и скажи своему отцу, что дочь Септимуса Фавония сама явится в лавку, когда захочет сделать покупки.