Поводом к сегодняшнему собранию послужило убийство огромной обезьяны, принадлежавшей к другому виду. Когда племя Керчака добралось до поляны, два сильных самца внесли туда и тело поверженного врага. Они положили свою ношу возле земляного барабана и остались охранять ее, присев на корточки. Другие обезьяны улеглись в заросших травой уголках поляны, чтобы поспать, пока свет поднимающейся луны не подаст сигнал к началу дикой оргии.
В течение нескольких часов царила тишина, нарушаемая только резкими выкриками пестрых попугаев, щебетом и писком птиц, без устали порхавших среди ярких орхидей и роскошных цветов, гирляндами свисавших с покрытых мхом могучих тропических деревьев.
Сгустились сумерки, и обезьяны зашевелились. Они образовали широкий круг, центром которого был земляной барабан. Самки и детеныши сидели на корточках с внешней стороны круга, а впереди расположились взрослые самцы. За барабаном стояли три старые самки, и каждая держала толстую сучковатую дубину пятнадцати-восемнадцати дюймов длиной.
Как только первые лучи восходящей луны осветили серебром верхушки окружавших поляну деревьев, эти самки начали медленно и негромко стучать по барабану. По мере того как луна заливала светом амфитеатр, стук становился громче и чаще, пока не превратился в бешеный, но ритмичный грохот, слышный всем в джунглях за много миль от поляны. Огромные дикие звери прерывали охоту, настороженно поднимали головы и прислушивались к однообразным ударам, обозначавшим, что обезьяны празднуют свой Дум-Дум. Временами кто-нибудь из обитателей джунглей тонким визгом или мощным рычанием отвечал на вызов человекообразных, но никто не решался подойти ближе или тем более напасть: крупные обезьяны, собравшиеся в таком количестве, вызывали у соседей по джунглям страх и уважение.
Когда грохот барабана достиг оглушительной силы, старый Керчак выпрыгнул в пустое пространство между занимавшими первый ряд самцами и барабанившими самками. Встав на задние лапы, он высоко поднял голову и взглянул прямо в лицо восходящей луне. Потом ударил себя в грудь огромными волосатыми кулаками и издал ужасающий вопль-рычание. Снова и снова повторялся этот жуткий вопль, разносясь над притихшим, словно умершим миром. Затем Керчак пригнулся и крадучись, бесшумно пошел по кругу, держась на расстоянии от мертвого тела, лежащего перед алтарем-барабаном, но при этом не сводя с трупа своих свирепых красных глазок.
Потом в центр выпрыгнул другой самец и, повторяя жуткие крики вожака, двинулся следом за ним. Далее самцы один за другим последовали их примеру, и джунгли огласились почти беспрерывными кровожадными воплями: они как будто вызывали врага.
Когда все взрослые самцы присоединились к процессии и образовали хоровод, начался следующий этап – нападение на врага. Керчак схватил здоровенную дубину из кучи заранее приготовленных палок, яростно кинулся на мертвую обезьяну и нанес ей удар, огласив поляну боевым криком и рычанием. Грохот и частота ударов в барабан усилились, и воины стали один за другим приближаться к жертве охоты и наносить удары палками – все это составляло безумный водоворот Танца Смерти.
Тарзан участвовал в обряде наряду с другими членами дикой бешеной орды. Его загорелое, покрытое потом мускулистое тело посверкивало при лунном свете, выделяясь своей гибкостью и грацией среди превышавших его ростом неуклюжих волосатых зверей. Никто из танцующих не изображал лучше Тарзана крадущуюся походку охотника, никто не нападал с такой яростью, как он, никто не совершал таких высоких прыжков в Танце Смерти.
Грохот барабанных ударов совсем опьянил участников обряда: полностью отдавшись дикому ритму и крикам, они потеряли всякий контроль над собой. Высоко подпрыгивая, они скалили клыки, с их губ клочьями слетала пена.
Жуткий танец продолжался не менее получаса. Наконец по знаку Керчака грохот барабана внезапно стих, и колотившие в него самки поспешили пройти через шеренгу танцоров во внешний круг, где сидели на корточках зрители. Затем все самцы как один кинулись на тело, которое их удары уже успели превратить в сплошное месиво.
Обезьянам нечасто удается заполучить в достаточном количестве мясную пищу, и потому в завершение дикого празднества они должны были отведать вкус свежего мяса. Они приступили к последней стадии обряда – поеданию врага. Огромные клыки вонзались в труп, отгрызая толстые куски. Самые сильные из обезьян получали все лучшее, а слабакам оставалось только вертеться позади дерущегося и рычащего стада, дожидаясь возможности пролезть вперед и урвать кусочек или стащить кость.