Клейтон все-таки услышал, как какое-то большое животное пробирается сквозь чащу где-то рядом с ним, и тут же вечерний воздух содрогнулся от оглушительного рева зверя. Человек замер, подняв копье и вглядываясь в окружающие кустарники. Сумерки сгущались, становилось темно.
О боже! Умереть здесь совсем одному от клыков диких зверей, быть растерзанным в клочья, чувствовать горячее дыхание чудовища на своем лице и тяжелую лапу, крушащую ребра!
Было тихо. Клейтон ждал с поднятым копьем. Наконец еле слышный шорох кустарника подсказал ему, что зверь подкрадывается сзади и уже изготовился к прыжку. И вот молодой человек разглядел его не далее как в двадцати футах от себя: вытянутое, гибкое, мускулистое тело, темно-желтая голова и черная грива огромного льва. Зверь крался, прижавшись к земле и продвигаясь вперед очень медленно. Встретив взгляд человека, лев остановился и не торопясь подобрал под себя задние лапы. Клейтон смотрел на него в отчаянии, боясь метнуть копье и не в силах бежать.
Тут он услышал шум в ветвях дерева над собой. «Еще одна опасность», – успел подумать он, но не осмелился оторвать взгляд от желто-зеленых глаз зверя. Послышался резкий звук, словно лопнула струна на банджо, и в то же мгновение в желтой шкуре крадущегося льва выросла и задрожала стрела.
С ревом боли и гнева зверь прыгнул. Клейтону каким-то образом удалось отклониться в сторону. Когда Клейтон опять взглянул на царя зверей, ему открылось устрашающее зрелище. Пока лев поворачивался, чтобы снова напасть, на спину ему прыгнул полуобнаженный гигант. С быстротой молнии рука этого человека, как будто он обладал железными мускулами, обхватила огромную шею ревущего зверя и вздернула его вверх, так что передние лапы оказались в воздухе. Гигантское животное было поднято с той же легкостью, с какой Клейтон подхватил бы домашнюю собачку.
Картина, увиденная в сумеречных африканских джунглях, навеки запечатлелась в памяти англичанина. Человек, представший перед ним, был воплощением физического совершенства и гигантской силы. Но как бы ни были могучи его мускулы, они не шли ни в какое сравнение с мышцами Нумы. Преимущество человека-обезьяны в битве с огромной кошкой заключалось в ловкости, длинном остром ноже и способности думать.
Правая рука гиганта обвивала шею льва, а левая раз за разом вонзала нож в его незащищенный бок. Разъяренное животное, поднятое на дыбы, пыталось бороться, но это плохо получалось в столь непривычной позиции. Продлись битва еще несколько секунд, и ее исход мог бы оказаться совсем другим, но все закончилось быстро, и лев свалился замертво.
Тогда странный незнакомец, выигравший схватку, распрямился во весь рост над телом врага и, гордо запрокинув голову, снова издал тот леденящий кровь крик, который несколько минут назад так испугал Клейтона.
Англичанин видел перед собой молодого человека, совершенно обнаженного, если не считать набедренной повязки и варварских украшений на руках и ногах. На загорелой груди сверкал бесценный бриллиантовый медальон. Охотничий нож вернулся в ножны, человек подобрал лук и стрелы, которые бросил на землю, прежде чем кинуться на льва.
Клейтон заговорил с незнакомцем по-английски, поспешив поблагодарить его за спасение и выразив восхищение его удивительной силой и ловкостью. Однако единственным ответом был спокойный взгляд и чуть заметное пожатие могучих плеч, что могло означать либо пренебрежение к оказанной услуге, либо непонимание языка, на котором говорил Клейтон. Забросив за спину лук и колчан со стрелами, дикарь – а так определил его про себя Клейтон – еще раз вынул нож и аккуратно вырезал десяток широких полос мяса из туши льва. Затем присел на корточки и принялся за еду, жестом пригласив Клейтона последовать своему примеру.
Здоровые белые зубы вгрызались в брызгающее во все стороны кровью мясо, дикарь явно получал удовольствие от трапезы, однако англичанин не смог заставить себя съесть хотя бы кусок. Разглядывая дикаря, Клейтон приходил к убеждению, что это и есть Тарзан из племени обезьян, чья записка была прикреплена к двери хижины. Но если так, то он должен говорить по-английски.
Клейтон попытался еще раз заговорить с человеком-обезьяной, и тот ответил, однако на очень странном языке, напоминавшем лопотание мартышек в сочетании с рычанием какого-то зверя покрупнее. Нет, это не мог быть Тарзан из племени обезьян: ясно, что он совершенно не знает английского.