Он укрепил решетки окон и приделал к двери деревянный замок и, уходя на охоту за дичью или сбора плодов для пополнения съестных запасов, уже не боялся вторжения зверей в маленькую хижину.
Первое время Клейтон убивал дичь прямо из окон хижины, не выходя из дома, но вскоре животные стали бояться и избегать странное логовище, из которого вылетал ужасающий гром его ружья.
В свободное время Клейтон часто читал вслух жене книги, взятые им с собой из Англии. В их числе было много детских книг с картинками и азбуки. Они рассчитывали при отъезде, что, прежде чем они смогут вернуться в Англию, их ребенок успеет достаточно подрасти для такого чтения.
В такие часы Клейтон иногда писал свой дневник— по своей привычке — всегда по-французски. Он заносил в дневник все подробности их странной жизни, эту тетрадь держал он запертой в маленькой металлической шкатулке.
Ровно через год после рождения сына Элис тихо скончалась. Ее смерть была до того спокойной, что прошло несколько часов, прежде чем Клейтон понял, что жена его действительно умерла.
Весь ужас положения не сразу дошел до сознания Клейтона. Но вскоре он в полной мере оценил значение этой утраты и страшную ответственность, связанную с заботами о маленьком грудном ребенке, выпавшую на его долю.
Последняя запись в его дневнике была сделана утром сразу после смерти жены, в ней он сообщает печальные подробности случившегося… Сообщает деловым тоном, в нем сквозит страшная усталость, апатия и безнадежность, которые еще усиливают трагический смысл написанного.
«Мой маленький сын плачет, требуя пищи. О, Элис, Элис, что мне делать?»
Когда Джон Клейтон написал эти слова — последние, которые ему было суждено написать, — он устало опустил голову на руки и склонился над столом. Элис — неподвижная и холодная — лежала в постели около него.
Мертвую тишину джунглей прорезал жалобный плач ребенка.
Обезьяны
В лесу на плоскогорье, в одной миле от океана, старый Керчак, глава обезьяньего племени, рычал и метался в припадке бешенства.
Более молодые и проворные обезьяны взобрались на самые высокие и тонкие ветви гигантских деревьев, готовые в любую минуту обломиться под их тяжестью. Они предпочитали рисковать жизнью, но держаться подальше от старого Керчака во время его припадка неукротимой ярости.
Другие самцы разбежались по всем направлениям. Взбешенное животное успело переломить позвонки одному из них своими громадными, забрызганными пеной клыками.
Несчастная молодая самка сорвалась с высокой ветки и свалилась на землю к ногам Керчака.
Он бросился к ней с диким воплем, схватил сломанный сук и принялся злобно бить ее по голове и плечам, пока не размозжил череп.
И тогда он увидел Калу. Возвращаясь со своим детенышем после поисков пищи, она не знала о настроении могучего самца. Внезапно раздавшиеся пронзительные предостерегающие крики ее соплеменников заставили Калу искать спасения в безоглядном бегстве. Керчак бросился за ней и едва не схватил за ногу. Кала совершила единственное, что ей оставалось — опасный отчаянный прыжок, который обезьяны делают, не видя другого выхода.
Перелетев через бездну, она ухватилась за ветку соседнего дерева, но внезапный толчок сорвал висевшего на ее шее детеныша, и бедное существо, вертясь и извиваясь, полетело на землю с высоты тридцати футов. С тихим стоном, забыв о страшном Керчаке, бросилась Кала к нему. Но когда она прижала к груди крохотное изуродованное тельце, жизнь уже оставила его.
Она сидела печально, качая маленькую обезьяну, и Керчак уже не пытался ее схватить. Со смертью детеныша припадок демонического бешенства прошел у него так же внезапно, как и начался.
Керчак — огромный обезьяний царь, весом, примерно, в триста пятьдесят фунтов. Лоб у него был низкий и покатый, глаза налиты кровью, очень маленькие и близко посаженные у широкого плоского носа; уши широкие и тонкие. Свирепый нрав и могучая сила двадцатилетнего самца сделали его властелином маленького племени. Теперь, когда он достиг полного расцвета сил, на огромной территории джунглей не было обезьяны, которая осмелилась бы оспаривать у него право ка власть. Другие крупные звери тоже не тревожили его. Один только старый слон Тантор не боялся его — и его одного лишь боялся Керчак. Когда Тантор трубил, большая обезьяна забиралась со своими соплеменниками на вторую террасу деревьев.
Племя антропоидов, в котором, благодаря своим железным лапам и оскаленным клыкам, владычествовал Керчак, насчитывало около восьми семейств. Каждое из них состояло из взрослого самца с женами и детенышами. Всего в племени было от шестидесяти до семидесяти обезьян.