Выжидая, Тарзан припал к земле рядом с мертвецом. Так же, как и японцы, он не знал причины стрельбы.
Там, откуда доносился шум выстрелов, находились ван Принс и его люди, но Тарзан готов был поручиться, что стреляли не они.
Когда он понял, что мимо пробежал последний японец, он тихо окликнул встревоженных пленников.
— Дуглас и Дэвис? Это вы?
— Да, да, это мы!
— Где вход? Покажите.
— Прямо перед вами, но калитка заперта.
Между тем Ван Принс услышал выстрелы, и решил, что пальба связана с появлением Тарзана в деревне. Он направил туда, откуда доносилась канонада, свой отряд. Его бойцы, перебегая от хижины к хижине, рассеялись по деревне.
Тарзан шагнул к калитке. Ее столбы были выструганы из стволов молоденьких деревьев. Тарзан ухватил оба столба руками, напряг мышцы — столбы треснули прежде, чем пленники успели прийти к нему на помощь. Проволока осталась на земле.
Осторожно переступая через колючки, Дуглас и Дэви! вышли на свободу.
Тарзан услышал шум приближающихся людей. Он до га дался, что это партизаны ван Принса. Тарзан позвал и капитан голландцев тут же ответил на зов.
— Пленники со мной,— сообщил Тарзан.— Соберите побыстрее своих людей, мы уходим отсюда.
Тарзан взял винтовку и патроны убитого часового и вручил их Дэвису.
С другого конца деревни доносились возбужденные крики японцев. Партизаны не знали причины суматохи которая помогла им освободить пленников. Многим не хотелось уходить, не сделав ни одного выстрела.
Бубнович и Розетти хлопали по плечам вновь обретенных товарищей. Они отвечали и сами задавали кучу вопросов. Одним из первых был вопрос Дэвиса о Тарзане.
— Кто такой этот голый парень, так ловко освободивший нас?
— Помнишь английского лорда, он поднялся на борт.
«Прекрасной леди» перед самым вылетом? — напомни. Розетти давно прошедшие времена.— Так вот это он самый и есть. Лучшего парня я не встречал в жизни. И как вы думаете — кто он такой?
— Ну, ты только что сказал сам — офицер королевских военно-воздушных сил Великобритании...
— А еще кто?
— Ну, не тяни, давай говори!
— Он — Тарзан, человек-обезьяна.
— Да брось ты, тоже нашел время разыгрывать нас.
— Это чистая правда, а вовсе не шуточки,— вмешало Бубнович.— Этот раздетый малый — действительно Тар зан.
— А где ваш «старик» Джерри? — спросил Дуглас,— надеюсь, он цел?
— С ним все в порядке. Он был ранен, и ему н< позволили идти с нами. Он теперь здоров, но от лишни: нагрузок может заболеть. Так сказал док.
Все четверо весело болтали всю дорогу, пока не подо шли к лагерю партизан. Там их встретил радостным! объятиями их «старик» — капитан Джерри Лукас.
Глава 27
ТРУДНАЯ ДОРОГА К МОРЮ
Два дня спустя «иностранный легион», насчитывающие уже десять человек, распрощался с голландскими партизанами и, покинув лагерь, начал свой длительный поход к океанскому берегу.
Сперва двое новоприбывших скептически отнеслись к присутствию в отряде двух женщин. Они сомневались в выносливости слабого пола — им казалось, что женщинам будет не под силу одолеть все тяготы и опасности путешествия по непроходимым горным кручам и диким местам, ибо именно такой маршрут наметил для них Тарзан. Только так можно было избежать нежелательных встреч с неприятелем.
Но вскоре оба американца убедились, что это им приходится напрягать все силы, чтобы сравняться на марше с женщинами. Ждали их и другие сюрпризы.
— Что случилось со Шримпом? — спросил Дэвис у Бубновича.— Я думал, он не тратит время на юбки, а он всегда околачивается возле этой коричневой особы. Я его, конечно, не осуждаю — как раз наоборот. Сам бы охотно приударил — красотка весьма соблазнительна, но Шримпа не узнаю! И «старик» стал совсем другим.
— Все течет, все меняется,— пожав плечами, коротко ответил склонный к философствованию Бубнович.
Дорога становилась все труднее. Путникам не раз приходилось прорубать себе путь сквозь непроходимые заросли девственных джунглей. В ход шли ножи и самодельные топоры.
Глубокие ущелья и стремительные горные потоки то и дело пытались преградить путь и воспрепятствовать продвижению. Отвесные скальные стены возносились вверх или опускались вниз на многие сотни футов, вынуждая делать длинный обход. Редкий день проходил без того, чтобы путников не вымочил обильный тропический ливень. В этих местах наступила пора дождей. Постоянным неудобством стала мокрая одежда — в ней приходилось и спать, и идти. От влаги, которой был насыщен воздух, она не просыхала даже в редкие дни без дождей. Обувь износилась окончательно — и армейские ботинки, и самодельные мокасины не выдержали каменистых троп.