Атейя молча хлопотала по хозяйству. Девушка замкнулась в себе, перестала петь и улыбаться, переживая за своего любимого. Она слышала разговор мужчин, но не вслушивалась. Изредка девушка бросала взгляд на отцовский шатер, и всякий раз при виде Фахда глаза ее загорались ненавистью.
Вдруг со стороны шатра донесся взволнованный возглас. Обернувшись, Атейя увидела, что Фахд подался вперед с вытаращенными от изумления глазами.
— Ради аллаха, Ибн Яд! — крикнул Фахд. — Гляди! Атейя вместе со всеми посмотрела в указанном направлении и, как и другие, не смогла сдержать возгласа удивления.
По лагерю, направляясь к шатру шейха, размашистыми шагами шел бронзовотелый гигант, вооруженный копьем, стрелами и ножом. На спине он нес овальный щит, а через плечо у него была перекинута смотанная веревка, изготовленная ручным способом из длинных травянистых волокон.
— Тарзан из племени обезьян! — воскликнул Ибн Яд. — Аллах, пошли на него проклятье!
— Наверняка он явился с вооруженными неграми, которых оставил в лесу, — прошептал Толлог. — Иначе он не осмелился бы явиться в лагерь бедуинов.
При виде приближающегося Тарзана Ибн Яду сделалось дурно, и он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Человек-обезьяна остановился перед собравшимися и взгляд его уперся в Стимбола.
— Где Блейк? — спросил он американца.
— Тебе лучше знать, — буркнул Стимбол.
— Вы с ним виделись после того, как расстались?
— Нет.
— Точно?
— Точнее не бывает.
Тарзан повернулся к Ибн Яду.
— Ты солгал мне. Никакой ты не торговец, а грабитель. Явился сюда, чтобы похитить из Ниммра сокровища и женщину.
— Это ложь! — выкрикнул Ибн Яд. — Любой тебе это подтвердит. Меня оклеветали.
— Не думаю, — сказал Тарзан. — Человек он честный.
— И кто он? — спросил Ибн Яд.
— Его зовут Зейд.
Заслышав родное имя, Атейя вся напряглась.
— Он сказал еще кое-что, и я ему верю, — продолжал Тарзан.
— Что же, христианин?
— Сказал, что кто-то выкрал у него оружие и попытался убить тебя, а вину свалил на него.
— Он солгал! Все, что ты говоришь, неправда! — закричал Фахд.
Ибн Яд наморщил лоб, мгновенно соображая, затем по-лисьи улыбнулся.
— Ну, конечно! Бедняга считал, что говорит правду, — изрек шейх. — Именно так он и полагал убить меня. А причина тому — его больной рассудок. Я давно знал об этом, но не предполагал, что этот человек опасен. Он обманул тебя, Тарзан из племени обезьян. Это могут подтвердить все, включая христианина, которого я спас. Спроси у моих людей, и тебе скажут, что я послушно выполняю все твои условия.
— И поэтому ты держал меня в плену и подослал ночью своего брата, чтобы тот меня убил? — спросил Тарзан.
— Ты несправедлив ко мне. Я послал брата развязать веревки и отпустить тебя на волю, но ты напал на него. Потом появился слон и унес тебя.
— А что имел в виду твой брат, когда занес нож с криком: «Умри, неверный!»? — спросил Тарзан. — Где тут логика?
— Это была только шутка, — оправдывался Толлог.
— Я вернулся не для того, чтобы шутить, — сказал Тарзан. — Скоро прибудут мои вазири. У вас будет надежный эскорт отсюда до пустыни.
— Именно это нам и нужно, — быстро отреагировал шейх. — Спроси у христианина, он подтвердит, что мы сбились с пути. Проводники придут как нельзя кстати. Здесь мы в окружении воинов галла. Вождь Батандо вот уже несколько дней собирает силы, и мы опасаемся нападения. Не так ли, христианин? — обратился шейх к Стимболу.
— Ага, — поддакнул Стимбол.
— Вы отсюда уйдете, — сказал Тарзан. — Завтра же. А я останусь проконтролировать за вами. Переночую в палатке. И чтобы без глупостей!
— Все будет в порядке, — заверил его Ибн Яд. Повернувшись к жилищу женщин, он позвал:
— Хирфа! Атейя! Поставьте палатку Зейда для шейха джунглей.
Женщины поспешили выполнить приказ шейха и установили черную палатку Зейда рядом с шатром Ибн Яда. Хирфа вскоре вернулась к своим домашним делам, оставив девушку натягивать боковые полотнища.
Едва Хирфа отошла, как Атейя бросилась к Тарзану.
— О, христианин, — зашептала она. — Ты видел моего Зейда? Он жив?
— Я привел его в деревню, где о нем позаботятся. Он жив-здоров и надеется на скорую встречу.
Вечером того же дня Фекхуан, проходя мимо палатки шейха, обратил внимание на шепчущихся между собой Ибн Яда и Толлога и, зная их коварство, невольно задался мыслью, не замышляют ли они очередную подлость.