— Вы — это кто? — спросил Блейк, удивившись тому, что в долине Сеполькро звучит французская речь.
— Мы несчастные люди из пустыни, — ответил Фахд. — Мы сбились с дороги. Выведи нас отсюда, и аллах благословит тебя.
— Выходите, я укажу вам дорогу, — сказал Блейк. — Если вы действительно друзья, то не должны бояться меня. У меня самого бед предостаточно.
Фахд и Ибн Яд вышли из укрытия. При их виде Гвинальда вскрикнула и вцепилась в руку Блейка.
— Сарацины! — лихорадочно шепнула она.
— Думаю, так оно и есть, — тихо сказал Блейк. — Но ты не волнуйся, они не тронут тебя.
— Не тронут? Но ведь я из города крестоносцев.
— Эти люди слыхом не слыхивали о крестоносцах.
— Не нравится мне, как они глядят на меня, — прошептала Гвинальда.
— Мне тоже. Как бы они чего не замыслили.
С широкими улыбками на лицах арабы обступили Блейка с девушкой. Через Фахда Ибн Яд еще раз заверил Блейка в дружеских намерениях и выразил радость от встречи с людьми, которые согласны указать ему дорогу из долины. Затем он стал задавать многочисленные вопросы о городе Ниммре, а тем временем его люди все теснее сжимали кольцо вокруг Блейка.
Неожиданно шейх убрал улыбку. По его сигналу четыре дюжих бедуина набросились на американца, повалили на землю, вырвали из рук оружие, а двое других схватили принцессу.
Через несколько секунд Блейк лежал уже связанный. Арабы стали совещаться. Кто-то посоветовал перерезать ему горло, однако Ибн Яд воспротивился, мотивируя свое несогласие тем, что они находятся в долине, где у пленника полно друзей, и на тот случай, если кто-либо из бедуинов попадет в руки врага, будет лучше иметь Блейка живым.
Блейк перемежал угрозы мольбами и посулами, но все его старания добиться освобождения Гвинальды пропали даром. Фахд лишь злорадно хохотал и плевал ему под ноги.
Судя по всему, бедуины были настроены воинственно, ибо один из них подошел к Блейку с острым кинжалом в руке и устремил взгляд на Ибн Яда в ожидании приказа.
Увидев это, Гвинальда вырвалась и кинулась к Блейку, загородив его своим телом, словно щитом.
— Не убивай его! — закричала она. — Возьми мою жизнь, если ты жаждешь христианской крови, но только пощади его!
— Они не понимают тебя, Гвинальда, — сказал Блейк. — Возможно, меня и убьют, но это не имеет значения. Ты должна вырваться из их рук.
— О, они не имеют права убивать тебя! Они не посмеют! Сможешь ли ты когда-нибудь простить мне те жестокие слова? Я говорила их нарочно, чтобы сделать тебе больно. Когда Малуд рассказал, что ты обо мне говорил, я была вне себя от обиды, хотела отомстить. Прощаешь?
— Простить? Да благословит тебя всевышний! Я прощу тебя даже если ты убила бы человека! Но что тебе сказал Малуд?
— Так, пустое. А те твои слова я давно простила. Повтори лучше, что ты сказал, когда я прикалывала ленту к твоей кольчуге, и тогда мы будем квиты.
— Что сказал Малуд? — допытывался Блейк.
— Якобы ты хвалился, что завоюешь меня, а потом растопчешь мою любовь, — прошептала она.
— Мерзавец! Неужели ты поверила ему, Гвинальда?
— Повтори то, о чем я прошу, и тогда я буду точно знать, что он солгал, — настаивала принцесса.
— Я люблю тебя, Гвинальда! — громко сказал Блейк. Арабы рывком подняли Гвинальду на ноги и оттащили в сторону. Среди бедуинов продолжались споры об участи Блейка.
— Ради аллаха! — воскликнул наконец шейх. — Бросим неверного здесь, и, если он подохнет, никто не скажет, что его убили бедуины.
Затем он продолжал:
— Абд-Эль-Азиз! Возьмешь людей и отправишься через долину во второй город. Вперед! Я немного провожу тебя, и мы поговорим с глазу на глаз, без этого неверного, который, возможно, понимает по-нашему больше, чем того бы хотелось.
Бедуины стали уходить на юг. В порыве отчаяния Гвинальда попыталась вырваться из рук похитителей, но безуспешно. С болью в сердце Блейк проводил взглядом девушку, бьющуюся в руках арабов. До последнего момента он видел ее родное лицо, обращенное к нему, и когда негодяи исчезли среди деревьев, из мрака ночи до него долетели три слова, которые значили для него больше, чем все слова в мире вместе взятые:
— Я люблю тебя!
Отойдя от Блейка на достаточное расстояние, бедуины остановились.
— Здесь я покину тебя, Абд-Эль-Азиз, — сказал Ибн Яд. — Иди разведай, много ли в городе сокровищ и, если они надежно охраняются, ничего не предпринимай, а возвращайся в лагерь по ту сторону гор, где мы оставили женщин и детей. Если же окажется, что мы сменили место стоянки, то оставим опознавательные знаки, по ним и найдешь нас. Я же постараюсь как можно скорее выбраться из долины с добытыми сокровищами и с женщиной, которая представляет не меньшую ценность. Иди, Абд-Эль-Азиз, и да хранит тебя аллах!