Но вот реальность вторглась в его мысли, указав Смиту, что долгое время ему пришлось жить за счет ресурсов собственного организма, и он не нашел ни малейшей возможности обеспечить себя пищей. Результатом этого вынужденного поста была все возрастающая усталость и потеря сил. Чем же он надеялся прокормить еще двух человек?
А что, если они натолкнутся на диких животных или недружелюбных туземцев? Лафайет Смит вздрогнул.
— Я надеюсь, они умеют хорошо бегать,— пробормотал он.
— Кто? —- спросила леди Барбара.
— О! — сказал Лафайет.— Я не знал, что говорю вслух.— Как он мог сказать ей, что потерял уверенность в себе? Он не мог. Никогда в жизни Лайф Смит не чувствовал себя таким беспомощным. Ему казалось, что его недееспособность граничит с преступлением. Во всяком случае, это просто бесчестно — обманывать двух милых молодых женщин, которые имели право ждать от него защиты и руководства.
Смиту было очень горько за себя, но, может быть, это происходило частично из-за нервной реакции после пережитого ужаса в деревне и вследствие физической слабости, граничащей с изнеможением. Он ругал себя за то, что отпустил Обамби, и потом снова вспомнил, что никто бы не спас девушек от той страшной участи, которую им уготовили, если бы он не забрел в деревню. Эта мысль возвратила Смиту самоуважение. Ибо несмотря ни на что, нельзя было отрицать факта, что все-таки он спас девушек.
Иезавель шла уже без посторонней помощи. Все трое погрузились в долгое молчание, занятые своими собственными мыслями, а Смит вел их, отыскивая вход в расщелину.
Полная африканская луна освещала им путь, ее дружеские лучи уменьшали трудности ночного перехода.
Озеро Киннерет лежало справа, таинственное в лунном свете, а мрачная громада стен кратера, казалось, сомкнулась и нависла над головами путников. Ночь и лунный свет странно искажали перспективу.
Немного после полуночи Смит вдруг споткнулся и упал. Он быстро поднялся, преодолевая слабость. Но когда пошел снова, Иезавель, которая следовала прямо за ним, заметила, что он плохо передвигает ноги, спотыкаясь снова и снова. Наконец Смит вновь упал, и на этот раз обеим девушкам стало ясно, что ему потребовалось огромное усилие, чтобы встать. После падения в третий раз они помогли ему подняться на ноги.
— Я ужасно неловок,— сказал Смит. Он слегка покачивался, стоя между ними.
Леди Барбара посмотрела на него пристально:
— Вы истощены,— заметила она.
— О, нет, нет,— настаивал Смит.— Я совершенно здоров.
— Когда вы ели в последний раз? — потребовала ответа леди Барбара.
— У меня был шоколад,— ответил Смит.— Я его ел последний раз после полудня.
— А когда вы обедали по-настоящему? — настаивала на своем леди Барбара.
— Ну...— сознался под давлением Лафайет Смит.— Я съел легкий завтрак вчера утром или это было позавчера, не помню уже.
— И все это время вы шли?
— О, часть времени даже бежал,— ответил юноша со слабой улыбкой.— Это было, когда лев догонял меня. А потом я спал до полудня, перед тем, как пришел в деревню.
— Мы остановимся прямо здесь, чтобы передохнуть,— объявила англичанка.
— О, нет,— возразил Смит.— Мы не должны делать этого. Я хочу вывести вас из долины до рассвета: эти страшные люди, возможно, будут преследовать нас, как только взойдет солнце.
— Я так не думаю,— сказала Иезавель.— Они слишком боятся Северных Мидиан, чтобы уходить так далеко от деревни; мы, наверное, сможем дойти до скал, где, как вы говорите, есть расщелина, еще до того, как они догонят нас. Мы далеко оторвались от них.
— Вы должны отдохнуть,— настаивала леди Барбара.
Неохотно Лафайет сел:
— Я боюсь, что неспособен во многом помочь вам,— сказал он.— Видите ли, я слабовато знаю Африку и не очень хорошо вооружен, чтобы по-настоящему вас защитить. Вот если бы Денни был с нами!
— А кто такой Денни? — поинтересовалась леди Барбара.
— Мой друг, который сопровождает меня в путешествии.
— У него есть опыт странствий по Африке?
— Нет! Но когда он рядом, я всегда чувствую себя в безопасности. Он прекрасно владеет оружием. Он настоящий «крутой парень».
— А что это такое? — спросила леди Барбара.
— Если говорить честно,— ответил Лафайет,— я не уверен сам, что понимаю значение этого выражения. Денни не слишком распространялся о своем прошлом, ну, а я не решался вмешиваться в его личные дела. Однажды он сам сказал мне, что он был «крутым парнем» и участвовал в большой перестрелке.