— Тар-гаш, — обратился охранник к своему напарнику, — этот гилок хочет, чтобы я его развязал.
Тар-гаш, здоровенный самец с длинными, похожими на волчьи, клыками, злобно уставился на человека-обезьяну. Долгое время он пристально вглядывался в лицо пленника. Чувствовалось, что в его мозгу идет непривычная работа — осмысление новой для него идеи.
Потом он повернулся к охраннику, который передал ему просьбу Тарзана.
— Развяжи его, — приказал он.
— С чего это он должен его развязывать? — вмешался один из саготов. Тон его был вызывающим.
— Потому что это говорю я, Тар-гаш! — прорычал тот в ответ.
— Ты не М'ва-лот. Он — наш вождь, и только он имеет право приказать развязать пленника.
— Я не М'ва-лот, То-яд, я — Тар-гаш! И если я говорю: «Развяжите его», значит его развяжут.
То-яд встал над Тарзаном в угрожающей позе.
— М'ва-лот скоро сам будет здесь, — сказал он, - если он прикажет, я сам развяжу гилока. Но мы не подчиняемся приказам Тар-гаша.
Молниеносно, как пантера, Тар-гаш вцепился в горло То-яда. Это было проделано сразу, без намека на предупреждение. Такое поведение не было характерно для больших обезьян из джунглей внешнего мира, которые, прежде чем схватиться со своим противником в смертельной битве, всегда соблюдали раз и навсегда установленный ритуал. Сначала они подолгу кружили друг против друга, осыпая соперника страшными оскорблениями, хвастаясь своей силой и угрожающе рыча, и только после соблюдения всех формальностей переходили к смертоубийству. Но мозг Тар-гаша достиг, очевидно, в своем развитии вполне человеческих параметров, и слово у него не расходилось с делом ни на секунду.
Под тяжестью тела Тар-гаша То-яд сорвался с ветки, на которой стоял, и оба полетели вниз. Но привычка к древесному образу жизни настолько въелась в обоих, что они не только автоматически зацепились за один и тот же сук и повисли на нем, но и продолжали сражаться, используя для этого челюсти и свободную руку. Сук, однако, не смог долго выдерживать тяжесть сразу двоих, и бойцы свалились на землю, даже в падении не разжимая объятий. Дрались они молча, лишь изредка рыча друг на друга. Тар-гаш старался перегрызть горло своему сопернику, а То-яд, заботящийся только об обороне, старался держаться подальше от его белых, длинных клыков, которым Тар-гаш был обязан своим именем. Внезапно То-яд вывернулся из рук Тар-гаша и бросился бежать, но тот, как профессиональный регбист, взвился в воздух и успел поймать беглеца за лодыжки. То-яд тяжело грохнулся оземь, и, прежде чем он успел опомниться, его противник оказался сидящим у него на спине, а его страшные клыки — в непосредственной близости от сонной артерии побежденного. Тар-гаш не спешил вонзить их в горло поверженному врагу.
— Ка-года? — спросил он спокойно.
— Ка-года, — угрюмо проворчал То-яд, и в ту же секунду Тар-гаш освободил его и с легкостью мартышки взлетел обратно на дерево.
— Развяжи гилока! — снова приказал он охраннику, в то же время озираясь по сторонам, не вздумает ли кто еще бросить ему вызов. Но печальная участь То-яда послужила, видимо, достаточно наглядным уроком любителям бунтовать, так что Тарзан избавился от своих пут без дальнейших приключений.
— Если вздумаешь бежать, — предупредил его Тар-гаш, — тебе смерть!
Когда саготы развязали ему руки, человек-обезьяна думал, что они отберут у него охотничий нож. Копье, лук и большую часть стрел он выронил, когда попался в ловушку. Они так и остались лежать на тропе, не вызвав у саготов ни малейшего интереса. То же самое случилось и с его ножом. Тарзану казалось просто невероятным, что саготам не известно назначение такого древнего орудия как нож. Неужели они считали его, Владыку Джунглей, настолько слабым и не опасным, что даже не потрудились его обезоружить?
То-яд тоже вернулся на дерево, но примостился в сторонке, подальше от своего обидчика. Откуда-то издали донесся слабый шум. Тарзан первым услышал его, но спустя несколько секунд встрепенулись и саготы.
— Идут! — объявил Тар-гаш.
— М'ва-лот идет, — поправил его один из саготов, поглядывая на То-яда.
Теперь Тарзан понял, с какой целью и с кем обменивались сигналами на своеобразном барабане взявшие его в плен люди-гориллы.
Наконец они прибыли. Тарзан без труда узнал вождя М'ва-лота в шедшем во главе племени огромном самце. В густой шерсти, покрывавшей его тело и лицо, было так много седины, что она казалась голубой. Саготы, взявшие в плен Тарзана, убедившись, что приближаются свои, уже все спустились с деревьев на землю и собрались в кучу. Не доходя двадцати шагов, М'ва-лот остановился.