— Тарзан мертв, — сказал сагот.
Тоар печально кивнул. Не говоря больше ни слова, Тар-гаш отвернулся и начал спускаться по тропе в долину, из которой все трое поднялись незадолго до этого. Распалась единственная связь между двумя представителями извечно враждующих племен, и Тар-гаш возвращался домой, к кочующим в тропических лесах стаям своих сородичей. Тоар проводил его взглядом, потом пожал плечами и возобновил свой путь в Зорам.
Пока птеранодон нес свою жертву над горными вершинами и пустынными гранитными склонами, Тарзан старался вести себя смирно и не дергаться. Он знал, что пытаться освободиться от когтей ящера в воздухе означало бы для него верную смерть, и решил положиться на судьбу и подождать дальнейшего развития событий. Сейчас главным для него было сохранить ясное сознание и беречь силы для предстоящей схватки, когда они окажутся на твердой земле. Он боялся только, что тип-дары убивают свою добычу, подобно некоторым видам хищных птиц, сбрасывая ее с высоты на камни, и горячо надеялся, что такой способ им не свойственен.
Наблюдая за раскинувшейся внизу панорамой, Тарзан прикинул, что типдар унес его уже миль за двадцать от места нападения. Миновав обрывистый склон, птеранодон стал кругами спускаться на вершину гранитного утеса. На его плоской макушке Тарзан заметил гнездо с довольно крупными детенышами типдара. Они шипели и разевали пасти в предвкушении свежего мяса, принесенного одним из родителей. Гнездо ютилось на площадке всего в несколько квадратных ярдов, и добраться до него по отвесным стенам утеса было бы нелегким делом даже для опытного скалолаза. Именно эта площадка должна была волей судьбы стать ареной борьбы не на жизнь, а на смерть между человеком-обезьяной и летающей рептилией мезозойской эры.
Стараясь не делать резких движений и не привлекать внимания типдара, Тарзан осторожно достал из ножен свой охотничий нож. Так же осторожно и медленно он переместил свою левую руку и схватился за ногу птеранодона чуть выше когтей. Ящер тем временем спускался все ниже к гнезду. Маленькие птеранодончики буквально заходились от крика, чувствуя скорую кормежку. Свисающие вниз ноги человека-обезьяны несколько раз чудом не попали в полные мелких острых зубов пасти этих исчадий ада. Дальше ждать было нельзя. Тщательно примерившись, Тарзан нанес удар снизу вверх в подбрюшину типдару, распоров ему живот до самой грудины. Это был продуманный и выверенный выпад, ведь от результата этого единственного удара зависела жизнь человека-обезьяны. Огромный птеранодон испустил пронзительный вопль, еще в воздухе по массивному телу прошла судорога, и он тяжело рухнул прямо на свое же гнездо, успев, к счастью, непроизвольно разжать когти.
Удача сопутствовала Тарзану. Детенышей оказалось всего трое, и они пока были совсем молодыми, хотя на остроте зубов и когтей это почти не сказывалось. Несколько точных ударов ножом сделали свое дело, и Тарзан выполз из гнезда, отделавшись всего несколькими царапинами.
Первым делом Тарзан спихнул вниз мертвое тело типдара, занимавшее большую часть площадки. Он проводил его взглядом, пока тяжелая туша не грохнулась о камни тремя сотнями футов ниже. Теперь при-шла пора подумать о собственной судьбе. Особых надежд он не питал, так как вид сверху на утес еще раньше убедил его, что спуститься здесь будет практически невозможно. Но делать все равно что-то надо было, не сидеть же ему на этом утесе остаток жизни. Он улегся на живот, свесился вниз и тщательно осмотрел отвесные стены по всему периметру. Проделав эту операцию несколько раз, Тарзан почувствовал, что закрепил в памяти каждый выступ, каждую трещину и неровность, которые могут служить опорой для рук и ног в предстоящем спуске. Каждый раз он возвращался на одну и ту же точку на краю площадки. В этом месте спуск сулил наибольшие шансы на успех.
Он снял с плеча свернутую в моток веревку, взялся за оба конца и сбросил веревку в пропасть, отметив мысленно ту точку на скале, до которой она достала. Двадцать пять футов! Какой жалкий отрезок по сравнению с тремястами, отделявшими его от подножия. Он выпустил конец веревки и отметил на стене вторую точку. Что ж, он мог рассчитывать по крайней мере на пятьдесят футов и еще на двадцать пять, а уж дальше все зависело от везения, потому что разглядеть с такого расстояния все детали было невозможно. Снова втащив веревку наверх, Тарзан набросил ее на торчащий гранитный выступ, крепко схватил оба конца в руку и начал осторожно сползать по стене. Футах в двадцати под ним располагался выступ, на который можно было встать, а чуть выше — трещина, за которую можно было зацепиться рукой. Прямо перед его глазами торчал еще один выступ, напоминающий по форме опору моста. Насколько он мог судить, такие образования шли по всей стене сверху донизу, и именно на них строился весь план человека-обезьяны.