Я никому про него не рассказывала. Во всяком случае, подробно. Я говорила Джек о его первом письме, она неопределенно пожала плечами и только. Я не упоминала, что потом мы переписывались. Длинными, яркими письмами, взрывающимися искрометным юмором, полными пояснений в скобках, а иногда даже и сносок. И, кажется, наши письма уже балансируют на грани между дружеской перепиской и чем-то большим.
Не знаю толком, почему я никому о нем не рассказываю. Мне же не стыдно. Я же не делаю ничего странного. Может, дело в том, что я никогда не видела Фома лично, не слышала его голоса… Хотя это технически неверно, потому что я слушаю его голос каждую неделю, когда выходит новая серия «Голоса из пробирки». Но я ни разу не слышала, как он обращается ко мне. Не слышала даже, как он называет меня по имени.
А теперь он попросил мой номер, и мне почему-то кажется, что это начало чего-то большого и важного. Шаг в очень конкретном направлении. Обмен сообщениями кажется куда более личным, чем обмен письмами. Он быстрее и естественнее. Если до этого мы с Фомом балансировали на краю обрыва, станет ли это тем ударом, который бросит наше общение из дружеского в… во что?
И я, наверно, опять слишком много об этом думаю.
Я ужасно долго пишу ответ. По два раза проверяю каждое слово и даже запятые. С одной стороны, я не хочу показать Фому, что его просьба меня хоть капельку взволновала, с другой — демонстрировать слишком много энтузиазма тоже не стоит. В конце концов я коротко благодарю его за поздравления и добавляю, что было бы чудесно… нет, здорово… неплохо слать друг другу сообщения. Потом добавляю свой номер, нажимаю «отправить», валюсь носом в подушку и издаю хриплый жалобный стон.
Мне надо отвлечься, благо есть чем. Я выхожу из почты — потом ребятам сообщу — и открываю твиттер Seedling Productions. Я пролистываю уведомления, добавляя в избранное твиты, которые больше ничего не требуют (типа «Боже, посмотрел все серии @Unhappy_Families и реально не могу без этого жить!»), и оставляю на потом то, на что надо ответить (типа «@Unhappy_Families, пожалуйста, скажите мне, что следом вы адаптируете Достоевского!»): нам с Джек еще предстоит решить, что делать со всем этим наплывом.
Кажется, я успеваю полистать твиты всего пару минут, и вот уже папа кричит, что ужин готов. Я пялюсь на экран. Дико хочется есть: на вечеринке я была слишком взвинчена, чтобы как следует подкрепиться, и затолкала в себя только ложку торта. Но в то же время мне нужно больше, намного больше комментариев, вопросов и всеобщего обожания.
Похоже, это значит, что у меня проблемы.
Похоже, это значит, что надо все же пойти поужинать с родителями.
Над моей кроватью висит постер с портретом Льва Толстого, тридцать шесть на сорок восемь дюймов. Зернистая черно-белая фотография писателя в возрасте двадцати лет. Мой Лео сидит, расслабленно опираясь локтем на изогнутый подлокотник роскошного кресла. На нем теплое пальто с лацканами и толстый шарф. Он смотрит прямо в камеру. Вернее, хмурится в камеру. Как будто хочет сказать: «Почему я должен позировать для этой фотки? Я умный юноша со сложным характером, у меня нет времени!»
Я подпираю голову локтями и спрашиваю:
— У меня звездная болезнь, да?
Лео хмурится из-под темных бровей.
— Мне надо пойти поужинать с семьей, как будто я все еще простая смертная, да?
Лео хмурится. Ну как его не любить?
— Ага, я так и думала.
Проявляя чудеса самоконтроля, я закрываю ноутбук, слезаю с кровати, спускаюсь вниз и даже не беру с собой телефон.
Наверно, перерыв идет мне на пользу, но через час я возвращаюсь к себе и до четырех утра листаю ролики, упоминания и списки хэштегов. Где-то после часа ночи я начинаю составлять план. И засыпаю с рукой на мышке.
4
На следующее утро сразу после завтрака приходят Джек и Пол. Джек настроена обсудить план действий. Пол объясняет свое присутствие тем, что наблюдать, как Джек разрабатывает стратегию, всяко интереснее, чем сидеть одному дома все воскресное утро.
Мы с Джек сидим на кровати, а Пол развалился на полу, так широко расставив руки и ноги, что кажется, будто мы распяли его на дыбе и сейчас будем пытать. Конечно, Лео тоже составляет нам компанию и хмурится со своего постера.