— А кто же твой отец, если в семье одни бабы?
— Он из стражи. Мама говорила — сгинул…. давно, еще до моего рождения.
— А как его звали?
— У нас в семье не принято говорить о них… и знать лишнее.
— Знать имя отца — это лишнее? — поразился ведун.
— Я не знаю… мне не сказали, значит, не положено было знать.
— Женатый? — нахмурился он, а я спросила в свою очередь:
— А вас как зовут?
— А не положено тебе знать, — хмыкнул ведун и спросил уже серьезно:
— Таша, ты помнишь, как дед коснулся тебя, дотянулся?
Я повела плечами, как от холода, прислонилась плотнее к его груди. Конь тихонько ступал за вторым всадником — незнакомым стражником. Мы приближались к выходу на тракт. Я старалась вспомнить и вдруг поняла, что точно ответить на его вопрос не могу.
— Я тогда сидела под печью, на полу. Далековато от окна, да еще и откинулась, когда он ставень выбил. Я сомлела тогда от страха. Не помню. Наверное, не дотянулся, я же жива и здорова? Вот только перепугалась сильно и не выспалась. До сих пор глаза режет.
— Прикрой — снег слепит на солнце. Я почему тебя спрашиваю? Ты оберег на перекладину нацепила и потому он не смог ее выломать, но до пояса поверх нее влез — ребра ломаные торчали из тела. А на одной руке все суставы из гнезд вынуты — она длиннее другой почти вполовину. И он мертвый был, Таша… совсем уже мертвый.
— Зачем вы мне все это говорите? — простонала я, — он и так у меня перед глазами стоит.
— Хорошо… ладно, — ведун помолчал, потом спросил про другое: — Ты сильно рябая и косы рыжие. В кого ты такая удалась — в мать или в отца? Знаешь?
— В отца, конечно, чего тут не знать? Мама была, как все у нас.
— Вспомни, может, все же говорила она о нем хоть слово?
— Я не врала. Правда — не знаю.
— Хорошо. Хорошо-о, сейчас мы тебя и пристроим, — смотрел он через свое плечо, поворачивая коня, чтобы и я увидела, как темной гусеницей выползает из-за поворота лесной дороги небольшой обоз в три повозки с охраной. И движется к нам — в сторону города.
Ведун нетерпеливо направил коня ему навстречу, заодно успокаивая меня:
— Я посмотрю — если люди надежные, довезут тебя прямо до места, договорюсь с ними. Тебе не придется разыскивать. А мне спешить нужно — мой подопечный плохо перенес дорогу, боюсь я за него. А тебе бояться нечего, сползай вниз, — договаривал он, останавливая обозных повелительным взмахом руки. Я покорно посунулась с коня и стала на снегу. Нужно, так нужно, что тут поделаешь?
Слушала, как он говорит со старшим в обозе и тихонько вздыхала — вот я и вышла в большой мир. А это мужской мир, мир мужчин. Вон как он начальствует надо мной — успевай только поворачиваться куда велит. Дома я была сама себе хозяйкой, в дела нашей семьи никогда не вмешивался даже Голова поселения. Ни дружили с нами особо, ни ругались, будто боялись заразиться нашей бедой…
Мужики уже замолчали и глядели на меня с ожиданием. Вздохнула опять и полезла на повозку. Ведун, похоже, неплохой человек — спас ведь, помогает. Немножко сердится, так это понятно — я задерживаю его, мешаю. А он все равно помогает… хороший человек.
— Спасибо вам за все. Пусть Силы отпустят вам здоровья и удачи полной мерой.
— Да ты будто прощаешься? — удивился ведун, — не-ет, девочка, мы с тобой еще не все выяснили. Не таращь глаза — никто тебя не обидит. Прячься под полог и выспись. Как раз тебе время будет до города.
Усмехнулся и они со стражником отъехали, сразу ускорившись. Видно, и правда — очень сильно я их задержала.
Яркий солнечный свет падал из окна в просторную комнату и светлым пятном накрывал широкую кровать, стол со стулом, длинный ларь вдоль стены и кучу крюков на ней у входа. Все выглядело нежилым и пустым, но в комнате было чисто прибрано.
— Пока поживешь здесь. До тех пор, пока прояснится с тобой, да и про деда нужно узнать.
— А чье это жилище?
— Стражи. С другой стороны вход в общий дом, а это комната для командира. Положено ему, но он недавно женился и живет в другом месте. Велел тебя сюда поселить, чтобы была на глазах.
— Мне просто сидеть здесь? — расстроилась я, — пока вы выясняете? Я все же по делу ехала… И деньги у меня тоже на дело отложены.
— Платить за проживание не нужно. И я не думаю, что ты задержишься здесь надолго. Боишься заскучать — помоги кухарке. Заодно отработаешь и харчи, и постой. Так-то ей в помощь дают провинившегося стражника. И тебе при деле веселее будет. Когда что-нибудь прояснится — сразу скажу. Что нужно будет — тоже сразу говори, я каждый день тут. Мужиков я сам запугаю, чтобы не лезли к тебе, но и ты сиди тихо, если лиха не хочешь. Потом делай, что в голову придет — хоть по своему делу иди, хоть за мужа. Вон Микей взял бы тебя хоть сейчас, — хмыкнул, внимательно глядя на меня.
— Я не для себя хочу снять проклятье, а для своей дочки. У меня дитя будет. Может, я косы спрячу, как мужняя? — подошла я к окну и выглянула в него. По двору, огороженному высоким забором, проходили по своим делам стражники, седлали у конюшни коня, тащили внутрь ведра с водой. Чужая, непривычная жизнь проходила перед моими глазами и я вспомнила:
— А бабам же здесь не положено быть.
— Какая из тебя баба? Пигалица. Про дите сейчас придумала? Нет? Кто отец-то? — почему-то сердился ведун.
— Не заставляйте меня врать, все равно не скажу.
— Раньше надо было прятать косы… Тут иначе смотрят на это, могут плохо думать о тебе. Стражник же отец у дитя твоего, так же? То-то им там, как медом намазано — на порубежье…, — зло выдохнул он, — это там у вас так… просто все, а здесь тебя осудят, гулящей назовут. Тут таким косы режут под корень, а дальше дорога только в веселый дом. Почему про тягость свою не сказала раньше? Спрячь косы, скажи, что вдовая, тогда…
— Вы что?! Я верю, что живой он — выжил! — дернулась я к нему. Страшно было даже подумать, а не то что сказать такое! Разве он сам не понимает? Он же снова в битву ринулся, тут каждое неосторожное слово судьбу решить может.
— Обустраивайся, короче… — отвернулся виновато ведун, — стели постель… отоспись. Помыться можешь при кухарне — возле чана сольешь на себя — там тепло и всегда есть горячая вода и мыло. И закуток закрытый. Кухарка присмотрит. Тетку зовут Лешкой, она молчунья, но баба добрая. Другую готовить еду не поставили бы — сама понимаешь. Сейчас отведу тебя поесть. Твои сумы вскоре доставят от городских ворот, — встал он со стула.
— Зачем вы со мной возитесь? Вы же не с каждым так?