- Меня они тоже помнят. Как минимум, те, кто смотрел фильм «Генерал» про Александра Васильевича Горбатова. В этой картине полтора часа показывают, как я член военного совета фронта, давлю на командарма Горбатова, чтобы он положил свою армию, но взял город к пролетарскому празднику.
- Ну и как, додавил? – спросил Сталин погрустневшего Мехлиса.
- Додавил. Потом, я читал мемуары о войне, тех с кем мне пришлось в той реальности участвовать в сражениях. Дошло, даже до того, что вы запретили отпускать меня на фронт, будто я вредитель какой. Но в официальной справке указано, что я был членом военного совета, практически, на всех фронтах, и в пору отступления и во времена побед. И свой инсульт, как и ордена Суворова и Кутузова я честно заработал. А то, что военное дело не освоил, как следует, так это не моя вина, а наша общая беда – других дел много, да и надежда на наших генералов была.
- К пролетарскому празднику, говоришь? Что там за серьёзные праздники у нас близятся, какие годовщины?
- Да, ни каких, товарищ Сталин. Разве, что ваше шестидесятилетие захотят какой-нибудь победой отметить.
- Финская война. Вот говнюки, - зло произнёс Сталин, пока не известно про кого, - так они торопились мне на день рождения Суоми завёрнутую в хрустящую бумажку поднести. И обосрались, и почти 200 тысяч убитых, 250 тысяч раненых. И во всём мире мнение – СССР колосс на глиняных ногах. Но, извините, что прервал, думаю, мы не дадим им возможности нанести Красной Армии такие потери. – Сталин имел в виду явно не финские вооружённые силы.
- Так точно, товарищ Сталин, - вспомнив своё фейерверкерское прошлое, вовремя произнёс Лев Захарович. – Разрешите, я продолжу. Хотелось бы использовать бывшие в употреблении автомобильные шины, скопившиеся в Узбекистане в виде гор мусора. Они плохо и дорого утилизируются и перерабатываются, поэтому их складывают где попало. Я посмотрел сам и переговорил с местными товарищами – при наших нагрузках и скоростях движения, многие из этих шин у нас сошли бы за новые.
- А откуда у них столько шин?
- При трёх миллионах автомобилей в стране, а шины изнашиваются каждый километр пробега, ясно, что у них должно было накопиться сотни тысяч штук шинного утиля, если не миллионы. Даже если использовать 10% от наличия, это огромная экономия. А если использовать шины для различных телег и тележек, применяемых в народном хозяйстве и в армии, то можно использовать почти все. Учитывая, что колёса полевой и противотанковой артиллерии мы заливаем пористой резиной, нет разницы – дырявая шина или нет.
Теперь о высшем командном составе РККА, вернее, о бывшем командном составе, который мы направляем на обучение в Узбекистан. Я посетил учебный центр рядом с Ташкентом. Расположились люди хорошо. Почти все поправили здоровье. С удовольствием занимаются тактической подготовкой на свежем воздухе. Изучают боевые действия вермахта и их союзников. Рвутся в бой, многие из них уже сейчас готовы принять под своё руководство любое подразделение от роты и выше и передавать, то чему научились за эти две недели.
- Рано, они, конечно, профессионалы, но рано. Пусть ещё поучатся сами.
- Пусть поучатся.
- Товарищ Мехлис, вы за собой никаких особых изменений не почувствовали? Ничего не беспокоит?
- Нет, товарищ Сталин. А в чём дело?
- Вы стали каким-то мягким, что ли. Менее фанатичным, как мне кажется.
- Я надеюсь, что я стал более прагматичным, товарищ Сталин. И если раньше я считал, что некоторые особенности поведения или суждения товарищей нетерпимы в нашей борьбе, то теперь я иногда думаю, что прав товарищ Мао Цзедун: без разницы какого цвета кошка, лишь бы она мышей ловила. А делу построения коммунизма я так же фанатично предан.
- Хорошо, товарищ Мехлис. Вы подготовили замечательный доклад о своей поездке в Узбекистан. Как вы смотрите, если политбюро попросит вас лично контролировать взаимоотношения с Узбекистаном в плане того, что вы сейчас изложили? Вы справитесь?
- Сейчас, после лечения, справлюсь. Ещё, я думаю, надо бы кое-кого отправить на лечение в Ташкент, из ответственных товарищей.
- Хорошо. Я и сам думаю, не съездить ли мне в гости к товарищу Каримову, заодно и подлечиться. Пока война не началась.
Глава 14. Дела, дела…
«Наконец-то, удалось вырваться на завод «Красный пролетарий», - думал Фарид Алимжанович сидя на мягком диване заднего сидения «Эмки», которая, не сильно спеша, ехала по улицам полуденной Москвы. Владимир Иванович, который, чуть не ночевал на «свечном заводе», как Сталин назвал лаборатории института, уже устал приглашать своего друга и начальника, посмотреть, как идут дела. Но загрузка в НТИПР, ввод в коллектив Михаила Михайловича Громова, постановка задач другим сотрудникам института и проверка выполняемых работ, не давали времени для поездки. Тогда Владимир Иванович пребёг к не убиенному аргументу:
- Вот уеду на днях в Америку, кто будет руководить делами здесь, да и на второй территории?
И действительно, оформление загранкомандировки успешно заканчивалось. Товарищ Зубков, вернувшийся из Ташкента полный планов и проектов, обивал пороги инстанций, согласуя организационные, технические, административные и прочие вопросы возникающие по ходу осуществления строительства газопровода «Бухара-Урал-39».
Так по старой памяти путешественников во времени решили назвать это грандиозное сооружение, только в конце добавили год начала строительства. Наркомат финансов выделил соответствующие лимиты. Наркомат иностранных дел начал движения по размещению золотого залога на кредит в швейцарском банке. Скоро все эти движения синхронно должны привести к отъезду делегации, в которую включён и товарищ Набережных Виталий Иванович. Под этим псевдонимом, по просьбе Левицкого, его внесли в список и на это имя ему оформляли документы. Свою просьбу он обосновал тем, что имя фамилию своего начальника по крайней конторе в которой он работал до переноса, он не забудет, и будет откликаться на него с удовольствием.
Так в размышлениях о прошедших почти двух неделях (путешественники так и не привыкли считать время пятидневками, как было в 1939 году), пока он вырывался из кремлёвских стен, Ахмеров не заметил, как доехал до проходной завода. После недолгих формальностей ворота открылись и «Эмка» поехала по заводским дорогам почти в самый дальний угол, где стоял выделенный институту корпус «свечного завода».
Выйдя из машины, Фарид Алимжанович увидел идущего навстречу Владимира Ивановича, в сопровождении трёх работников, видимо, «Красного пролетария». Они о чём-то бурно дискутировали. Двое из шедших с Левицким были одеты, как руководители, в крайнем случае, работники умственного труда, а третий был, буквально, одет как работник литейки или кузницы. Кроме того, на руках у него были рукавицы из тонкого войлока. «Значит – литейщик», - подумал Ахмеров. До подполковника донеслись обрывки спора, или обсуждения, чего-то важного. Первым Ахмерова заметил Владимир Иванович и повернувшись к руководителям произнёс:
- Ну, вот, Вольф Иосифович и Василий Никифорович, разрешите представить – Ахмеров Фарид Алимжанович, наш заместитель начальника. – Протягивая руку для приветствия, Левицкий сделал полшага по направлению подполковника. Руководители обменялись рукопожатиями. А вот реакцию третьего работника невозможно было даже предсказать. Он сделал полшага назад и со словами: «Это он, их высокоблагородие, товарищ подполковник», - спрятался за спину председателя завкома. Это Зицер и директор завода сопровождали Левицкого. А третьим был лучший литейщик завода, Виктор Александрович Шафоростов. Теперь, после этих слов «Витюши», Фарид Алимжанович тоже узнал своего случайного встречного на скамейке театральной площади. Мир тесен, Москва маленький город.
- Ты чего, Виктор Александрович? – изумился председатель профкома.
- Это он, Вольф Иосифович, тот который сказал, кончай бухать и червонец мне дал.
- Здравствуйте, Виктор Александрович. А я, грешным делом, не узнал вас. – Ахмеров протянул руку Шафоростову. Тот с опаской пожал руку подполковника, приговаривая: