- Господин канцлер, СССР строит социализм на основе принципов классовой борьбы. Вы строите социальное государство на основе принципов чистоты расы. Теоретически эти принципы не совместимы, но что мешает нашим народам, не вдаваясь в научные споры строить жизнь, так как им больше нравится. Наши возможности могли бы дополнять друг друга. А насчёт экспорта революции, чего боятся многие деятели на западе – это троцкизм, он осужден нашей партией. И вот еще, под конец нашей беседы, боюсь утомить, ваше превосходительство, товарищ Сталин прямо сказал мне – если Германии не нужны еврей, как часть населения, СССР готов предоставить им убежище, временно или навсегда, но это только при абсолютном личном согласии каждого. Мы готовы даже оплатить транспортные расходы. Это касается евреев и других нежелательных наций всех территорий подконтрольных Германии.
- Это так великодушно со стороны товарища Сталина, господин полковник. Особенно транспортные расходы, - с легкой иронией в голосе тихо проговорил Гитлер.
- Я получил огромное удовольствие от общения с вами, от футбольной игры вашей великолепной команды. Поверьте, разговор с вами был очень полезен для меня во многих отношениях, но государственные дела не позволяют мне больше продолжать эту прекрасную беседу. Вас проводят, товарищ Заритовский, до свидания.
- Что ты думаешь обо всём этом, Макс? – фюрер обратился к переводчику, после того как за русским закрылась массивная дверь кабинета.
- Мой фюрер, вы ведь знаете, как я отношусь к русским. Я воевал с ними в Испании, я изучал их не только в университете и я не поверил бы ни одному слову этого нквдшного полковника, но…
- Макс, друг мой, бросьте вы эти австрийские штучки. Мы с вами не на ярмарке в Штирии, хоть вы и мой земляк, давайте отвечайте прямо, по-немецки.
- Мой фюрер, если я правильно вас понял, вы спрашиваете, поможет Сталин полякам или нет, если мы ударим по Польше. Я отвечаю прямо – нет, не поможет. У Сталина огромный зуб на поляков после 1920 года. И ещё, они, конечно, заинтересованы в границе по «линии Керзона», но головная боль, возникающая при общей границе с Райхом, для них представляется большей угрозой. Да и население, никогда не жившее при социализме им не нужно. Но и нас они там видеть не хотят. Я думаю, можно оставить «восточные крессы» автономным, самоуправляемым районом, чтобы успокоить Сталина. За одно, и нам будет повод, если он введёт свои войска туда.
- Еще, этот намек на евреев - как будто Сталин знает о наших планах по присоединению Польши к Райху. Что вы думаете по этому поводу, Макс?
- Мой фюрер, я думаю, что как у нас говорят – «течёт» где-то в штабе верховного командования вермахта.
- Да, да. Вы все ещё гауптштурмфюрер? – резко сменил тему Гитлер, - надо сказать Шелленбергу, что он не ценит свои кадры.
- Штирлиц, запомните этого полковника в запасе. Он может нам понадобиться. Мне понадобится.
Глава 18. Полигон план покажет
По дороге на полигон Ахмеров с Ворошиловым почти не разговаривали. Так, о семьях, о детях, внуках и здоровье. Ахмеров почти месяц не был дома, но почти каждый день общался с кем-нибудь из семьи по сети. Домашние говорили, что всё в порядке. В том числе и у полугодовалого внучка – Эминчика. У Ворошилова тоже всё было нормально. Машина с Павловым рванула вперёд, генерал армии хотел показать своё хозяйство наркому в полном порядке. Как бы не была дорога приятна, она всё же кончается, вот и это путешествие достигло своей цели. На этой части полигона Ахмеров ещё не был. Вдалеке виднелся объект, напоминающий большой эскарп. Его ступенька высотой метра 2 или 2,5 была направлена строго перпендикулярно артиллерийской позиции, состоящей из нескольких орудийных окопов, в которых уже стояли пушки. Ахмеров издалека узнал тридцати семи миллиметровую противотанковую пушку 1-К, сорока пяти миллиметровую противотанковую 53-К, пятидесяти семи миллиметровую пушку ЗиС-2, семидесяти шести миллиметровую Ф-22, 76-мм дивизионную пушку образца 1902/30 годов. Отдельно вне окопа стояла полковая пушка 76-мм образца 1927 года. Для неё дистанция в 1 километр, с которого собирались стрелять по мишеням, расположенным у подножия эскарпа, была запредельной.
Машина с Ворошиловым остановилась в десяти метрах от группы командиров во главе с Павловым и с Карапетяном в составе. Выйдя первым из машины ординарец Серёга открыл дверь для маршала. Следом вышел и Ахмеров. Из группы командиров вставших по команде «смирно» быстрым шагом, почти бегом отделился военный в звании старшего лейтенанта с повязкой «дежурный по полигону» и перейдя на строевой остановился в трёх шагах от наркома.
- Товарищ маршал Советского Союза. Личный состав полигона к контрольным стрельбам готов. Дежурный по полигону старший лейтенант Егорушкин.
- Молодец Егорушкин. Дай команду вольно и пусть начинают. Где нам расположиться?
Старший лейтенант проводил Ворошилова, Павлова, Ахмерова и Карапетяна на специально оборудованное место, устроенное так, что находясь подальше от орудий, с него открывался вид и на пушки и на мишенное поле. Невооружённым взглядом, конечно, ничего не было видно, но на свежесколоченном столе лежало два полевых армейских бинокля, возможно даже цейсовских, поодаль стояла тренога стереотрубы. Часть командиров, отделилась от группы и встала рядом с группой Ворошилова. Остальные быстро, но без суеты начали действия по подготовке первого орудия к стрельбе. Старший офицер батареи, на котором лежали обязанности по руководству стрельбой выдал координаты цели и необходимые установки прицела 37-ми мм пушки. Заряжающий поднёс к казённой части маленький, почти игрушечный снаряд. Наводчик, глядя в прицел произвел нужные поправки и нажал на спуск. Раздался громкий хлопок, пушка дёрнулась под действием отдачи, снаряд улетел и через полторы секунды в районе мишеней, появилось небольшое облачко, даже как будто была очень слабая вспышка.
- Есть попадание в мишень № 1. Возможно пробитие, - доложил старший офицер батареи. – Там, вроде, что-то горит. - Уже не по уставному продолжил он докладывать глядя в стереотрубу. Маршал и генерал посмотрели в бинокли и, конечно, ничего не увидели.
- Дымок поднимается, - проговорил Климент Ефремович. – Продолжайте.
Те же движения с 45-и мм орудием, выстрел, полторы секунды полёта снаряда и снова доклад:
- Есть попадание, есть пробитие. За мишенью загорелся деревянный щит.
- Хорошо, стреляем дальше. По очереди все оставшиеся. Что там горит и почему – потом разберёмся. – Это Ворошилов решил не реагировать на каждый выстрел.
Отстреляли из каждого орудия кроме полковушки. Работники полигона пошли посмотреть на результаты. Фотограф с фотоаппаратом в чине младшего лейтенанта, важно прошёл следом за остальными.
- Товарищ Ахмеров, вы можете объяснить, что за снаряды прислали из Ташкента. Сорока пяти миллиметровый не должен был пробить 50 мм плиту из броневой стали и тем более, что то там поджечь.
- Разрешите, товарищ маршал, майор Карапетян. Я могу разъяснить. Внутри бронебойного снаряда сердечник из, - Карапетян слегка замялся, но продолжил, - из вольфрама, специально приготовленный методом металлокерамики. Пробивая плиту мишени, вольфрам – самый тяжёлый из известных металлов, получает такие внутренние напряжения, что выйдя из отверстия рассыпается в мелкую, мельчайшую пыль. Она загорается от кислорода воздуха. Таким образом, получаем заброневое действие с температурой около 1500 градусов. Всё что может гореть – загорается. Это щиты были из сырого дерева и стояли далеко, а то бы пыхнуло сразу.
Павлов, видимо, представив себе, что будет с танкистами, если такой снаряд попадёт в корпус танка или в башню, слега «сбледнул» лицом, как говорят у нас.
- Товарищ маршал Советского Союза, - подчёркнуто официально обратился Ахмеров к Ворошилову, - вольфрам, хоть и не является ядовитым, но как всякий тяжёлый металл может привести при попадании в организм человека, в случае накопления, к последствиям в виде онкологических заболеваний. В данном случае, так как он мелко распылённый и конкретных осколков найти не удастся, надо выделить бойцов в респираторах для сбора верхнего покрова почвы в районе мишенного поля и захоронения его в отдельное место, можно и там же, но на глубину не менее полутора- двух метров. Сгоревшие щиты тоже захоронить.