- Кюфта – прокомментировал дядя Боря. Это было название блюда. Потом был не менее вкусный, но труднопроизносимый Армянский традиционный тжвжик. Венцом угощения была Долма – вкуснейшие армянские голубцы из виноградных листьев. Всё это угощение сопровождалось разливанием водки из красивого, красного чешского стекла графина в красные же маленькие стаканчики. «Графинчик, как у меня дома», - подумал Ахмеров. Все не спеша выпивали за чьё-нибудь здоровье и тихо вели беседу. Время от времени в стаканчики для чая с сужающимся верхом кто-нибудь из обслуживающих молодых людей подливал крепчайший, но очень вкусный чёрный чай. На столе стояли пепельницы, поэтому гости без смущения закурили. Климент Ефремович в Ташкенте курил сигареты с фильтром, но для желающих открыл коробку (пачкой это как-то трудно назвать) «Герцеговины флор» из Москвы. Угостились все, даже не курящий дядя Боря.
А ещё за столом было огромное количество различной пряной зелени, пучки которой лежали в тарелках перед каждым гостем.
Самое интересное, что такой набор блюд и такая подача их была не в новинку для Ворошилова. Он объяснил это тем, что на его родной стороне, на Дону есть целый район города Ростова населённый в основном армянами. Нахичевань называется. Ему приходилось в годы молодости бывать там и угощаться национальными блюдами, так что спасибо дяде Боре за воспоминания юности.
За поздним обедом потихоньку беседовали. В начале спрашивали у Ахмерова, как там в Москве, как Сталин, что решили предпринять в свете сложившейся ситуации. Ахмеров коротко рассказал, что творится в институте под их с Чкаловым руководством, пересказал основную мысль, которую он пытался донести до руководства СССР о том, как он видит ход исторических событий после их появления в 1939 году. Было видно, что не все слушатели согласны с позицией Ахмерова по поводу не освобождения народов Европы. Время от времени Набережных посматривал на Ворошилова, пытаясь понять, что он думает о войне, если не нужно будет брать Берлин. Ахмеров не отвечал на возражения Виталия Ивановича, против такого хода дел. Ему, откровенно, надоело доказывать свою правоту высокому руководству СССР, поэтому если Набережных не согласен с этим, это его дело – имеет право. От Ахмерова-то ничего не зависит, а уж мнения Виталия Ивановича ни кто и не спросит. В это время откуда-то послышались звуки песни про последний бой, он трудный самый.
- Ну, вот, сколько песен будет не соответствовать действительности, если мы через полгода закончим войну разгромом вторгшихся к нам фашистов и не пойдём освобождать Европу. Ведь невозможно будет петь «Четвертый год нам нет житья от этих фрицев…», - привёл в качестве последнего аргумента Набережных.
- Витя, ради бога, как говорил Светлов – новые песни придумает жизнь. И потом, чем тебе не нравится фраза «Который день нам нет житья от этих фрицев…». Да я соглашусь даже на который час, если это спасёт жизни наших солдат и им не придётся таскать каштаны ради англосаксов. А уж свою безопасность мы укрепим без всякого Варшавского договора. Товарищ Берия уже занимается этим.
Все временно замолчали, продолжив потребление прекрасных блюд с кухни дяди Бори. Настала очередь Фарида Алимжановича задавать вопросы, как дела у всех остальных.
Дамир Асгатович в двух словах объяснил, что всё что могут делают для фронта и победы, тем более заказав на НИР и ОКР по хлопководческим темам пока не поступало. Но ГСКБ готово ко всяким неожиданностям. Оборудование и станки приведены в рабочее состояние, что нужно обслужено, что нужно отремонтировано. Сейчас идёт демонтаж старого, ненужного оборудования, до чего не доходили руки в мирное время. Помимо демонтажа идёт сортировка демонтированного. Что можно использовать как запчасти, складируется и описывается, что сломано или обветшало – сдаётся в утиль. Уже сдано более 200 килограммов медного лома, 500 – алюминиевого и более двух тонн чугуна. И это ещё не всё. Десятки электромоторов, сотни килограммов метизов, сотни клиновых ремней и километры втулочно-роликовых цепей. И ещё много чего.
Виталий Иванович рассказал, что женская часть фирмы, которой он руководит, приняла активное участие в судьбе приехавших в Ташкент деятелей культуры из Москвы.
- Так это с подачи товарища Ахмерова, товарищ Сталин так решил этот вопрос с деятелями культуры, - вклинился в разговор товарищ Ворошилов, до этого внимательно и с удовольствием слушавший разговор старых друзей.
- Только не говорите об этом Татьяне Андреевне. У неё своё мнение о культуре этих деятелей. Она уже замучилась опекать и обучать этих деятелей, которые в современных номерах гостиниц, куда их поместили, на ночь ищут ведро под кроватью. И это не самый сложный «культурный вопрос», который ей приходится решать каждый день. Она уже устала, а больше решать эти вопросы никто не хочет. Все готовы проводить творческие вечера, встречи с почитателями и прочее.
Все дружно рассмеялись на эту фразу Виталия Ивановича, а Ахмеров представив, что ему скажет Татьяна Андреевна при встрече, даже немного испугался.
Не успели отсмеяться по поводу слов Набережных, как вошёл Улугбек. Он уже вернулся из поездки в резиденцию, и по его виду было понятно, что что-то случилось.
- Товарищ маршал Советского Союза, разрешите обратиться, подполковник Хакназаров.
- Что случилось, Улугбек? Обращайтесь, товарищ подполковник. – Ворошилову понадобилось некоторое время для перехода от «мирного», приятного времяпровождения за столом, к военной действительности.
- Товарищ маршал, вас приглашает к разговору по линии связи товарищ Сталин. Сказано, как только Ворошилов появится в резиденции, сразу пригласить его в узел связи.
- Хорошо. Едем, товарищи. Подполковник, довезёте меня до узла связи, а остальных по домам.
- Товарищ маршал, - все встали из-за стола, а Ибрагимов обратился к Ворошилову с неожиданным предложением, - за мной сейчас заедет машина, я могу развести Ахмерова и Набережных по домам, тем более не впервой.
На том и порешили, только перед отъездом Климент Ефремович попросил Ахмерова быть завтра с утра готовым ко всему. Напоследок, оглядев застолье, маршал сказал: - А хорошо посидели, товарищи.
- Когда мы плохо сидели, - не спрашивая, а утверждая, почти хором ответили трое друзей.
Как только машина с Ворошиловым уехала, друзья вернулись за стол, чтобы в удобной обстановке дождаться машину Ибрагимова.
- Ну и работку ты себе надыбил, Фарид Алимжанович, товарищ подполковник. – Это Виталий Иванович пытался разрядить гнетущую тишину повисшую в кабинете.
По домам добирались традиционным для этой компании маршрутом. Несколько раз за предыдущие годы так получалось, поэтому ехали, почти всю дорогу молча, только проезжая мимо старейшего в Ташкенте ресторана «Бахор», Виталий Иванович почему-то вспомнил, что сидя в этом ресторане великие советские поэты Михалков и Эль-Регистан написали слова гимна Советского Союза. Того, который «Союз нерушимый…».
Ахмеров вспомнил, что в детстве, если из радио звучит гимн Советского Союза, а папа стоит перед зеркалом и бреется, значит, воскресенье – в школу идти не надо. И так тепло и тоскливо стало на душе. Но долго тосковать не пришлось. Автомобиль остановился перед аптекой номер один, значит, Виталий Иванович приехал. Выходя из автомобиля он коротко попрощался со всеми, только Ахмерову сказал:
- Ты смотри там, сильно не геройствуй, возраст уже не тот. Удачи тебе дружище. Будем ждать твоего возвращения.
И всем стало понятно, что там – это на войне.
От Виталия Ивановича до дома подполковника 600 метров по улице, проехали за одну минуту. Попрощавшись с Ибрагимовыми, Ахмеров зашёл к себе, предупредил жену, что завтра возможно уезжает, отказался от ужина, сославшись, что только из-за стола, попросил Татьяну Михайловну посмотреть, чтобы форма была в порядке, и ушёл спать.
Уснул, что не совсем обычно для него, почти сразу. Будет утро, будет день.