Геннадий Падерин
Таштагольская история
В штабе восстания
Детство мое прошло в одном из шахтерских городов Кузбасса — Анжеро-Судженске. В памяти остались огромные терриконы — конусообразные горы отвалов возле угольных шахт: пустая порода, горючие сланцы, антрацитная пыль. Над ними всегда курчавился сизый дымок, вокруг расползался едкий запах серы. Они были неотъемлемой частью города, своеобразной его эмблемой.
В памяти остались вечно дымящие терриконы, в сердце — чувство, каким была проникнута, можно сказать, высвечена вся атмосфера городской жизни, — чувство трепетного уважения к профессии горняка. Уважения и даже, в некотором роде, преклонения. И не только от того, что эти люди обеспечивали страну столь нужным ей топливом, но и потому еще, что труд горняка был очень тяжелым и очень опасным, требовал не одной лишь физической, но и большой духовной крепости…
Конечно, чтобы получить полное представление о шахтерской доле, надо самому какое-то время «порубать уголек», однако и обычная экскурсия помогла мне в ту пору в достаточной мере оценить условия подземного труда. Пробираясь по узкому лазу забоя, где от клыкастых черных сводов веяло промозглой сыростью, а под сапогами хлюпали нескончаемые лужи, вслушиваясь в глухое потрескивание километровой толщи над головой, выталкивая время от времени изо рта вязкую от угольной пыли слюну, я думал о людях, для которых все это было буднями. И пытался утешиться мыслью, что ученые и инженеры ищут и, конечно же, найдут способ добывать солнечный камень так, чтобы труд этот тоже стал солнечным.
Потом, годы спустя, судьба привела меня на Черемховский угольный разрез неподалеку от Иркутска. Я увидел огромную продолговатую ямину — в ней паслось стадо экскаваторов, меж которыми сновали самосвалы. Толстенный слой земли вместе с кустарником, с травой был на большой площади начисто срезан и вывезен, и под ним открылся черный, жирно лоснящийся пласт солнечного камня. Взрывчатка дробила край целика, ковши экскаваторов подхватывали пригоршнями черные ребристые куски, несли их в кузова самосвалов.
Был ясный летний день, но солнце не палило, а лишь ласково напоминало, что можно снять пиджак и даже рубашку и вдоволь понежиться в его лучах, как нежилась неподалеку от карьера синеглазая Ангара. Ветерок наносил от Ангары особенный, только ей присущий запах моря — запах, который, видно, тянулся за нею, будто шлейф, от самого Байкала, и благодаря этому запаху да еще жаворонку, заходившемуся высоко в небе школьным звонком, возвещавшим конец уроков, земной простор казался необъятным. И в этой необъятности, под этим солнцем, воспетым жаворонком, размеренно работало с отлаженной неторопкостыо огромное угледобывающее предприятие. И никаких терриконов тебе, штреков, никакой толщи над головой и непреходящего чувства опасности.
И после, встречая в печати сообщения о вновь открывающихся угольных и рудных разрезах, я радовался победному шествию новой технологии. Радовался с тем большим основанием, что, как выяснилось, она несла с собой, помимо облегчения горняцкой доли, еще и существенные экономические выгоды: производительность труда при открытом способе добычи полезных ископаемых в семь-восемь раз выше, чем в шахтах.
Словом, у меня сложилось по этому вопросу, говоря канцелярским языком, вполне устоявшееся мнение — этакая глыба, которая прочно опиралась на другую, еще более могутную глыбу, называемую общепринятой точкой зрения. С этими вот глыбами «за пазухой» я и пришел в Институт горного дела Сибирского отделения Академии наук СССР — к профессору Дубынину. Он, как мне стало известно, «поднял восстание» против открытого способа добычи полезных ископаемых. Меня интересовало, что послужило поводом для восстания, каковы силы восставших, насколько прочны их позиции.
На третьем этаже, в просторном, наполненном устоявшейся тишиной коридоре, я отыскал дверь с табличкой: «Лаборатория методов извлечения рудных ископаемых. Зав. лабораторией проф. Н. Г. Дубынин».
Профессор сидел за столом, склонившись над газетой.
— Читали? — накрыл он большой ладонью подвал в «Правде», отсеченный от остальной страницы длинной строкой заголовка: «Там, где добыта руда».
Читал. В статье рассказывалось об опыте Орджоникидзевского горно-обогатительного комбината на Украине, где ищут пути усовершенствования открытых горных работ. Открытых! Я поспешил достать блокнот, готовый зарисовать те стрелы, что сейчас пустит в расположение противника руководитель восстания.
Но колчан остался закрытым. Профессор похлопал ладонью по газете и сказал: