— Сергей Михайлович, — перебил его Дубынин, — эта арифметика от наших гостей не уйдет, расскажите лучше о себе.
— О себе — что: Крылов Сергей Михайлович, на данный момент машинист «Сибирячки», а дальше опять арифметика: под землей двадцать пять лет, прошел через шесть профессий, эта — седьмая. Начинал бурильщиком, потом был грохотчиком, люковым-сопровождающим, сумконосом, взрывником, скреперистом… Сейчас даже смешно вспомнить о прежних шахтерских профессиях. Тот же сумконос: моя обязанность была подносить взрывнику сумку с аммонитом… Или вот люковой-сопровождающий: он должен был открывать и закрывать во время погрузки руды люк, а после сопровождать нагруженный состав до ствола шахты. А сопровождать — это означало бежать впереди электровоза и переводить стрелки, которые тогда не были автоматизированы…
— И от резвости ног таких сопровождающих зависела производительность труда на откатке руды, — вступил в разговор Богодяш. — Мы тоже у себя прошли через эту стадию…
Беседу прервали сигналы электровоза: под погрузку шел очередной состав. Крылов поспешил на свое рабочее место, а вся группа во главе с Громадским двинулась по направлению к центральной диспетчерской.
Под землей свои понятия о размерах помещений; после забоев, после ниш, подобных той, где помещался скреперист, диспетчерская представлялась прямо-таки залом, хотя на самом деле была узкой, тесноватой, не очень удобной комнатой. Большую часть ее занимал длинный стол с множеством кнопок и рычажков — он приткнулся вплотную к стене; перед ним стояло кресло диспетчера, а между спинкой кресла и противоположной стеной оставался, по существу, лишь тесный проход. Над столом, во всю длину его, поднимался щит со светящейся схемой железнодорожных путей, стрелочных переводов, ремонтных мастерских, депо, вентиляционного и насосного отделений — всего сложного подземного хозяйства шахты.
По идее, сегодня у диспетчера должно поубавиться хлопот: Дубынин знал, что большая часть щита отключена, жизнь девятнадцати блоков замерла, остановилась. Приглядевшись, убедился: диспетчеру действительно стало повольготнее. Да тот и сам пояснил, что за счет сокращения пробега подземных поездов — не в двадцать же концов бегать, а в один! — удалось на целую треть уменьшить количество вагонов и электровозов, потребных для вывоза руды, а значит, облегчилась регулировка движения и груженых и порожних маршрутов. Так что и в этом отношении новая технология сыграла положительную роль.
Диспетчер не удержался — похвастался гостям новинкой, которую только что начали испытывать: электровоз без машиниста. Явно по недоразумению профессия электровозника считается в шахте одной из легких. Между тем, пусть ее и не поставишь в один ряд с профессиями скрепериста или того же грохотчика, она связана с большим нервным напряжением, а вынужденно неудобная поза быстро утомляет физически. Вот и родилась мысль: нельзя ли в управлении электровозом отказаться от участия человека?
— Это у нас называется автоматической электровозной откаткой руды, — рассказывал диспетчер. — Система на стадии проверки, пока что оборудовано два состава.
Он приподнялся с кресла, показал свернутой в трубку газетой один из железнодорожных путей на схеме: там пульсировали световые импульсы.
— Понаблюдайте за одним таким составом: видите, как идет?
Некоторое время гости с интересом следили на щите за движением поезда, управляемого автоматикой, — следили до той минуты, пока не пробудился вполне здоровый, вполне извинительный скептицизм: а вдруг?..
— А вдруг неожиданное препятствие на пути — скажем, прошел поезд перед этим составом и обронил на рельсы кусок руды?
— На электровозе имеется телеглаз, — парировал диспетчер, — от него сразу пойдут два сигнала: один — в управляющее устройство, чтоб сработали тормоза, а второй по радио — сюда, в диспетчерскую, на пульт. И у меня полная ясность: где произошла остановка, куда послать путейскую бригаду…
Их было немало, этих «А вдруг?», но диспетчер, словно заранее приготовившись к такому экзамену, с веселой находчивостью гасил все искры сомнений. Под конец на него насел Богодяш:
— Ладно, автоматика — дело перспективное, она себе дорогу пробьет. Но вы-то лично чему радуетесь, вам же, как диспетчеру, работы с этими электровозами без машинистов только прибавится?
Но и тут у диспетчера был готов ответ:
— За шахту радуюсь…
Это чувство радости за шахту, за победное проникновение техники во все звенья физически тяжелого производства было хорошо знакомо Дубынину. Только в обычное время оно чаще всего приглушается текущими заботами, неудовлетворенностью из-за нерешенных еще задач, а сегодня, отключившись от повседневных забот, он готов был разрешить себе радоваться и гордиться, да мешала тревога за судьбу эксперимента. Пусть сейчас все идет нормально, и этот первый день вроде никого не разочарует — тьфу, тьфу, не сглазить бы! — все равно горький привкус тревоги будет сопровождать его в течение всего апреля.