В это время дверь приоткрывается, в щель видно подсматривающих и подслушивающих Агавни и Мариам. Разговаривают шепотом.
Агавни. Ты смотри-ка! Ожил покойничек-то! Что он шумит так?
Мариам. Ругается, зачем жена его не увезла. Вот они – мужчины! И это благодарность за все, что она для него сделала, бедняжка?
Агавни. Э! Я всегда говорила, от мужчин добра не жди. Слава царице небесной, что я не замужем и сама себе хозяйка. Пойдем, Мариам. Нечего тут стоять бестолку. Досадно только, что он так быстро очнулся. Поболей он еще с недельку, глядишь, браслетка все ж бы мне досталась.
Свет гаснет.
Конец пятого действия
Действие шестое
Конец февраля 1922-го года. Квартира Булгаковых в Москве на Большой Садовой, 10. За письменным столом с обмотанной полотенцем головой работает Булгаков. Время от времени дует на пальцы, растирает руки. Рядом за маленьким столиком пристроилась Тася в темном видавшем виды платьишке. Она пишет письмо. В комнате работает примус, на котором в кастрюльке греется вода. За стенами комнаты периодически слышны пьяные голоса соседей, иногда верещит мальчишка, которого лупцует мать.
Тася (голос за сценой). «Милая Надюша! Ты просишь писать о нашем житье-бытье в Москве. Живем очень плохо, в основном тем, что продаем вещи, да и тех почти не осталось. Миша хотел занять сколько-то, чтобы поехать на похороны Варвары Михайловны, но в долг взять совершенно не у кого. Он переживал страшно, да что сделаешь? Денег нет ни копейки. Миша берется за любую работу, лишь бы платили. Даже в труппе какой-то бродячей играл. Питаемся впроголодь. Бывает по три дня голодаем. Бережем каждое полено. Спасибо, хоть крыша над головой есть. Не знаю, как бы мы пережили эту зиму, если бы вы с Андрюшей не приютили нас в вашей комнате?»
Миша. Таська, воду!
Тася вскакивает, наливает из кастрюльки в миску горячую воду, смешивая ее с холодной из графина, подносит миску Мише.
Тася. А, замерз? Ну, на, грейся.
Миша (погружая в воду замерзшие руки). Ух, хорошо! Удивляюсь я на тебя, Таська, живешь ты в тяжелейших условиях, и даже не жалуешься на нечеловеческую эту жизнь.
Тася. А что жаловаться? Я живу, как и ты. Грейся, давай.
Миша. Вот погоди, Таська, закончу роман, и мы с тобой заживем. Это будет ого-го, какой роман, можешь мне поверить. Он еще прогремит! Прогремит, будь спокойна. Что, не веришь?
Тася. Верю, верю.
Миша. А хочешь, я этот роман – тебе посвящу?
Тася. Хочу. (Перебирает книги у него на столе.) Что это за книги? Опять у Каморского зажилил?
Миша. Я договорился.
Тася (дразня). Я спрошу.
Миша. Попробуй только! Кому это ты письма пишешь?
Тася. Наде.
Миша. А! Очень кстати. Спроси ее, думают они с Андреем возвращаться сюда? Напиши, что прежде чем решаться на обратное переселение, она бы сперва прикинула состояние здоровья Андрея. Это я ей своим врачебным долгом почитаю сказать. А там пусть сама решает.
Тася. Ты лучше сам ей напиши. Мне неудобно…
Миша. Ну что ты, в самом деле, какая…
Тася. Надя боится, ты их выпишешь из комнаты…
Миша. Пусть не выдумывает, никто их, разумеется, отсюда выписывать не собирается. Ну, хорошо. Я сам ей потом напишу. (Вынимает руки из миски.
Тася (забирая миску и протягивая полотенце). Держи.
Миша (вытерев руки, передает ей полотенце обратно, просматривает свои записи и, скомкав, яростно бросает на пол). Черт, не то! Все это чушь собачья!
Тася (подбирая брошенные комки бумаги). Что ты злишься? (Разглаживает один листок, читает.) «…На тебя одна надежда, пречистая дева. На тебя. Умоли сына своего, умоли господа бога, чтоб послал чудо…». Это что, молитва?
Миша. Дай сюда! (Вырывает у нее листок, читает, мучительно думает). Слушай, Таська: Турбин умирает, Лена просит у богородицы о его спасении… Но богородице нужна жертва, понимаешь? Что если она заместо его жизни на алтарь мужнюю жизнь положит?
Тася. Как это?
Миша. Ну, как? Очень просто – скажет богородице, ты, дескать, лучше возьми жизнь мужа, только брата моего спаси.
Тася. Придумал тоже! Это ж какое сердце надо иметь?
Миша. Ты, Таська, не понимаешь ничего. Тут психология брошенной женщины. Ты заметь – Тальберг-то ее бросил…
Тася. Мало ли, что бросил, это все равно. Ты мне скажи – любит она его?
Миша. Да какая разница?
Тася. Ну, как же? Если любит, так нипочем его жизнь за брата не отдаст.
Миша. Ну, а если нет?
Тася. А если нет, то какая же тут жертва?