Миша. Ну, тогда скажи, что, по-твоему, на какую самую большую жертву могла бы решиться женщина ради спасения брата?
Тася. Знаешь, Миша, если она мужа любит, так самая большая жертва с ее стороны, отказаться от надежды снова его увидеть.
Миша. Ну, ну! Это ты сейчас так говоришь, а вот если я б от тебя ушел, ну, к примеру, к другой женщине, небось бы не так заговорила?
Тася. Думаешь, я б твоей смерти пожелала?
Миша. А будто бы нет?
Тася. Дурень…
Слышится стук в дверь и пьяный голос: «Дуся, открой!»
Тася (громко). Рядом!
Пьяный голос: «Я извиняюссссь…». Слышны неуверенные шаги и стук в соседнюю комнату.
Миша (в бешенстве срывает с головы полотенце). Проклятый дом! Извольте поработать, когда с одной стороны у тебя соседи с их бесконечными пьяными драками, напротив благим матом орет мальчишка, которого истязает мать! И чего лучше – за другой стенкой проститутка-Дуська, к которой что ни день клиенты шастают. Куда только жилтоварищество смотрит?! Выписать бы всю эту дрянь на раз.
Тася. Миша, ну вот на счет Дуси – это ты зря. Вообще она женщина хорошая, скромная. Она, между прочим, меня рожь на обухе молотить научила.
Миша (снимая домашнюю одежду и одеваясь на выход). К черту!
Тася. Ты куда это?
Миша. В библиотеку пойду. (Одевает бабочку, франтоватый пиджак.
Тася. А чего наряжаешься тогда так?
Миша. Я, может, в редакцию забегу еще. Мне там за фельетон должны были. (Одевает пальто.) Чертовски жалко, что браслетка твоя в закладе. Она мне сейчас ох, как пригодилась бы. Я брату Косте в Киев на той неделе написал. Если выбью гонорар сегодня, пошлю ему денег, пусть выкупит поскорей.
Тася. Что-то ты уж слишком нарядный для редакции-то.
Миша. Так нужно. Я тут много с кем общаюсь в литературных кругах. Так вот там говорят, да я, впрочем, и сам это вижу, что огромную силу здесь, в Москве, бабы имеют. И уж коли хочешь в литературе пробиться, верней всего через них действовать. Так что имей в виду, если ты меня на улице встретишь с женщиной, сделаю вид, что мы не знакомы.
Тася. Вот еще новости!
Миша. Ты что, ревнуешь, что ли? (Подходит к ней, она отворачивается.) Брось, Таська. Тебе не о чем беспокоиться – никуда я от тебя не уйду. (Тася разворачивается и дает ему пощечину.) Ты, Таська, дура! (Берет шляпу и уходит, громко хлопнув дверью.
Тася (постояв как потерянная, медленно возвращается к своему столику и садится дописывать письмо). «Миша работает над романом. Пишет дома, а потом носит перепечатывать машинистке. Кажется, у него там, роман…»
Свет гаснет.
Конец шестого действия
Февраль 1940-го года. Сцена разделена на две части. В левой части сцены – комната Булгаковых на Большой Садовой, но в ней произошли существенные изменения. Появились новые предметы мебели и разные безделушки. По комнате, ходит, о чем-то думая и передвигая туда-сюда мебель, Булгаков. Он в хорошей рубашке, прекрасно выглядит. Тася шьет что-то в кресле, на ее руке – счастливая браслетка. Эта часть сцена немного заволакивается туманом, как во сне. Правая часть тонет в темноте.
Миша. Как ты думаешь, Таська, влезет сюда кровать?
Тася. А зачем нам еще кровать?
Миша. Помнишь, Любу Белозерскую? Она тебя фокстрот еще танцевать учила? Ну, вот, она с мужем разошлась. Ей сейчас жить негде. Пусть она с нами живет.
Тася. Это как это? В одной комнате?
Миша (раздражаясь). Ну, и что такого? Мы ширму поставим.
Тася (твердо). Нет, нельзя!
Миша (крича). Но ей же жить нигде! А у нас комната большая…
Тася. Нет!
Миша. Неужели же бедной женщине необходимо уезжать в Италию, только потому, что в Москве для нее не нашлось места даже за перегородкой?
Тася. Нет, нет, нет! (Отбрасывает шитье, бросается ничком на кровать и захлебывается слезами
Миша (конфузится, подходит к ней, похлопывает по плечу). Ну, Таська, чего это ты разнюнилась?
Тася (сквозь слезы). Мы разойдемся…
Миша. Вот еще выдумала! С чего ты взяла вдруг?
Тася (размазывая слезы). Помнишь, мы на Новый год у Саянских на воске гадали? У меня все глупость какая-то выходила, а у тебя сплошь одни кольца. Вот увидишь, мы разойдемся…
Миша. Брось, Таська, ну что ты в ерунду эту веришь?
Тася. Я знала, что так будет. Вот когда кольцо обручальное продала, так меня и кольнуло – беде быть. Я бы в жизни с ним не рассталась, да как иначе было денег достать?
Миша (приобнимает ее за плечи). Глупая Таська! Что ты себе напридумывала? Суеверия какие-то! Совсем как крестьянские бабы в Никольском…