Кот прошелся по кровати туда и обратно, но в тот самый момент, когда Тасмин протянула руку, чтобы погладить его, Исмат исчез. Зеленые глаза еще какое-то время висели в воздухе, будто два фонаря. Прежде чем окончательно раствориться в пространстве они мигнули, и Тасмин отчетливо услышала где-то далеко-далеко в другом мире недовольное:
— Мяу!
Девушка взяла со стула у кровати платье и принялась одеваться.
Черная туника сильно износилась за прошедшие два года, которые Тасмин провела в Затонувшем лесу. Вышивка распустилась, шнуровка из лент распадалась на мелкие нитки, правый рукав почти оторвался, везде куча дыр и заплат.
Обувью девушке служили кожаные башмаки. Они все еще целые. Без прорех, но уже слишком жмут.
Местные крестьяне могли бы дать Тасмин новую одежду, если бы она попросила, но девушка брала у них только еду.
Чаще всего сюда приходили женщины.
Нужно было быть очень храбрым или в огромной нужде, чтобы пройти сквозь Затонувший лес к хижине на краю болота.
Деревья здесь иссохли, земля стала песком, на сотни шагов вокруг все было мертвым.
Тасмин обвела хижину взглядом.
Стол, скамья, кровать и очаг. В дальнем от входной двери углу лежит котелок, различные тарелки, кувшины. От них идет запах травы и лекарств. Под стеной два сундука. Там всякий хлам, безделушки и сувениры из других миров, которые Тасмин хранила, скорее как напоминание о том, что Затонувший лес лишь окраина огромной и странной Вселенной.
Голова Деворы на полке у очага скрежещет зубами. Два года назад Тасмин зашила ей рот и глаза. С тех пор у ведьмы ни разу не возникло желание вновь услышать голос матери.
Когда-то красавица, теперь Девора выглядит страшно.
Кожа высохла и сгнила на щеках, обнажив зубы. Губы, сшитые черной нитью. Глубоко запавшие в череп веки. И жуткие, мерзкие волосы, будто клубок гадюк в омертвелой осенней траве.
— Пора бы зарыть тебя, мама.
Девора молчала.
Её губы чуть заметно дернулись. Черная нить натянулась, но тут же ослабла.
Тасмин повернула голову матери лицом к стене.
В тот день, когда она взяла в руки топор и в последний раз взглянула Деворе в глаза, обе они понимали, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет.
Мать много раз говорила:
— Я не умру. Моя смерть спит вечным сном. Забытая в Когтистых горах. Она никогда не проснется.
Тасмин пожала плечами.
Когда-нибудь ей придется найти Когтистые горы, а пока есть дела поважнее. Нужно умыться.
Девушка открыла дверь хижины и вышла наружу.
2
Небольшой ручей огибал лачугу и бежал по склону вниз на болота. С каждым днем воды становилось все больше. Того и гляди подтопит край дома и унесет убежище Тасмин в трясину. Хорошо если так. Она слишком долго живет в одном месте.
Девушка зачерпнула воды из ручья.
Холодно.
Весна не спешит. Всюду снег и черные деревья. Они похожи на людей. Скрюченные ветки, разросшиеся корни, израненная кора.
Тасмин слышит их шепот.
На рассвете заря была красной. Облака будто куски растерзанной плоти. Ветер разметал их по небу и успокоился.
Тасмин разворошила снег и листву.
Земля оказалась твёрдой и неприятной на ощупь. Она тянула тепло из ладоней. Старый лес жаждал крови. Он пил её этим утром. И она пришлась ему по вкусу.
Тасмин отдернула руку.
Деревья шептались. Шорохи, скрипы. Высоко-высоко в небе бледнел край Луны — знак мертвецов.
День полон примет.
Смерть бродит между деревьев и время от времени бросает косые взгляды в сторону Тасмин.
Девушка сидит на берегу ручья к лесу спиной.
Ее черные волосы падают в воду и течение играет с ними, пытаясь унести их с собой в омут болота. Там край этого мира. Больше некуда бежать. Все закончится здесь.
Тасмин умывается и расчесывает волосы.
Она слышит, как кто-то крадется к ручью через лужайку рядом с лачугой. Шаги тяжелы. Старый снег хрустит. Камешки катятся вниз и падают в воду. Высоко-высоко в небе летит черная птица.
— Ближе не подходи.
Незваный гость замер на месте.
— Ты пришла слишком поздно. Мальчик умер на праздник птиц.
— Нет! Он просто перестал шевелиться.
Тасмин обернулась.
На краю лужайки стояла молодая крестьянка.
Вся в заплатах старая душегрейка, грязный платок на голове, на ногах башмаки, будто с отрезанными голенищами.
Загрубелая кожа, покрытое морщинами темное лицо, с впалыми скулами. Никаких эмоций. Лишь напряжённость. Усталость. Местные носили лица такими неподвижными, что казались вечно угрюмыми, но Тасмин привыкла. До «настоящей» старости доживали лишь единицы. Тяжелый труд, болезни, беременности быстро превращали девушек в старух. Уже в двадцать пять лет многих из них было невозможно отличить от сорокалетних. Лишь загар на ладонях выдавал возраст незнакомки. Темный, въевшийся в кожу на многие годы. Она была молода, а потому все время трудилась на свежем воздухе под палящими лучами жестокого Солнца.