Потом в ее жизни еще будет много этих гарнизонов — ой-ой-ой… Но женщину такая жизнь устраивала. И что интересно: почти из каждого гарнизона она уезжала со скандалом и с новым гражданским мужем, чином который был повыше мужа официального. Так что генеральшей ее сделал отнюдь не тот младший лейтенантик, с которым она пустилась в свое первое совместное плавание на ненадежном суденышке, не выдержавшем женского коварства и семейных ссор.
Когда после болезни умер официальный муж — генерал, тетку стали теснить генеральские детки. Катерина была у любвеобильного вояки третьей по счету женой. Вообще-то, такую особу трудно было потеснить. Но сдаваться обстоятельствам жизни решительная женщина не собиралась. Тут и подвернулся один вдовец — генерал по дачному поселку. Она и раньше его знала, но только он был еще тогда не вдовец, а она — не вдова. Вот так и стала она во второй раз генеральшей, когда ей было под шестьдесят. С ее-то шестью классами недоучки.
До Ларисиного детского слуха долетали какие-то шумные истории, происходившие с теткой, но тогда многое было ей непонятно. И став взрослой, она любила уединиться с родственницей на даче и всегда просила рассказать какую-нибудь историю из ее бурной молодости и пяти официальных замужеств.
— Да что я… Ты мне лучше про своих хахалев расскажи, — говорила тетка Катерина, — мне вот что интересно. Небось, прынца на белом коне ждешь? Ох, и тягомотное это дело, Ларка. Можешь и не дождаться… Как любила говаривать моя деревенская прабабка Варвара: «Стреляй в ястреба, стреляй в ворона — достреляешься до ясного сокола»…
— Ну, и много ты воронья настреляла, пока до своего первого генерала добралась? — усмехается Лариса.
— Да тебе легко лыбиться, министерской дочке и белоручке, всё тебе готовенькое на тарелочке досталось. Как и заучихе твоей, — тетка недовольно поморщилась.
Под «заучихой» подразумевалась, конечно же, ее мать — учительница, а по-родственному — нелюбимая невестка, братова жена.
— За братиком моим, как у Христа за пазухой. Грамотные вы все, ученые… А с меня чего было взять — я баба простая, деревенская…
— Ага, «мужем битая, врагами стреляная», как в том кино, — сиронизоровала племянница.
— Смейся, смейся… Хотя, — тут тетка Катерина воровато оглянулась на дверь, словно, за ней могла притаиться строгая «заучиха» и накостылять ей за крамольные разговоры с дочерью. — А вот как раз с бабы всегда и есть чего взять. Понимаешь? Я, вот чего хочу тебе сказать… Чтобы продвинуться в этой жизни, Ларка, мужикам надо… давать. А давать — значит беременеть… Природа нас так неудачно состряпала.
— Ну, тетка… Ну, тетка Катерина, сокрушалась на такую откровенность родственницы племянница. — Что уж так мрачно-то? Сегодня медицина в этом вопросе далеко шагнула…
— Да ладно, таблетками на все случаи жизни не напасешься, — она махнула рукой. — Это я тебе говорю, как баба, у которой было 23 аборта. Да еще каких — «в живую», без обезболивания…
Лариса на какое-то время просто оцепенела.
— Ну, и ясное дело, почему я бездетная осталась, — какая-то тень лишь на секунду мелькнула на теткином лице. — Нелегкую жизнь я прожила, — сказала она как бы в свое оправдание.
Грустить — была явно не теткина стихия. Она пристально посмотрела на племянницу, сидящую в плетенном дачном кресле.
— Всё диетничаешь? Ох, тоща, ох, тоща… Одни маслы торчат. Да пойми ты: мужики гладких баб любят, справных…
— Таких, как ты? — сказала Лариса, иронично окинув взглядом габаритную теткину фигуру. — Скажи еще, что хорошего человека должно быть много.
Тетка встала с мягкого дивана, поправляя на себе цветастое платье, и картинно выпятила свою большую грудь вперед.
— Да, помню я, помню, что у тебя «десятый номер», — рассмеялась племянница. — А живот торчит, не мешало б подтянуть…
— Что ты, что ты, — замахала руками на Ларису тетка. — Живот для женщины — такая же гордость, что и грудь. Потому что женщина без живота… — тетка чуть призадумалась, — женщина без живота, что клумба без цветов, — выдала она с гордостью.
Лариса залилась смехам, запрокинув голову на спинку плетеного кресла.