— Музыка и слова народные: «Однажды морем я плыла».
— Я падаю с кровати, — простонал Михаил и опять захлопал в ладоши.
— Уважаемую публику прошу подпевать припев…
Михаил радостно кивнул.
Вот, вот она, подлянка — проклятущие гены «сохатые»! Обязательно вылезут в самый неподходящий момент. И что вспомнилось-то вдруг! Именно та песня, которую тетка-генеральша всегда запевала в родительских застольях, а маленькую девочку Лару всегда куда-то выпроваживали при этом из-за стола поиграть с куклами. Чтоб, значит, не слышали нежные детские ушки никаких таких недозволенных намеков…
И Лариса запела, пританцовывая на столе:
Зачарованный таким зрелищем, Михаил забыл про припев.
Лариса остановилась на миг и пригрозила ему пальцем.
Мужчина тут же подскочил и закружился вокруг стола, держа даму за руку. И они вместе запели:
— Теперь твое соло, — приказным тоном скомандовала Лариса.
Михаил остановился, чуть отдышался и запел:
И опять они вместе захороводили припев про «ай-ай туман — кружится голова».
И Михаил снова запел дальше один:
— Погоди, ты совсем меня закрутил, — сказала счастливая и глупо улыбающаяся Лариса. — Только ты один куплетик пропустил. Плесните даме еще глоточек для храбрости…
Михаил наполнил бокал, который расплескивая, Лариса выпила весь залпом. А затем запела соло:
После этих слов Лариса расстегнула уж очень надоевшую ей верхнюю деталь от комплекта белья «Кармэн» и покрутив бюстгальтер на пальце, зашпулила его, не заботясь о траектории полета и приземления. (Она потом его так и не нашла).
Женщина спрыгнула со стола, и они вместе, пританцовывая, допели песню до конца.
И тут… И только сейчас Лариса вдруг, остановившись от совместных круговертей вокруг стола, заметила на тумбочке бокал Михаила, который он так и не выпил.
Ну, не выпил. Ну, и что? Что за трагедия?
Да, конечно, если б она была трезвой, поджала бы чуть обиженно губки. Или просто сделала вид, что не заметила. Ну, это, так сказать, при наличии условия трезвости. И оно, это условие или наличие, требовало остановиться немедленно, пока не прозвенел третий звонок. Мало ей было, что ли, предыдущих двух, которые она не услышала? Наклюкалась сама до неприличия, так зачем же непременно возжелать, чтоб и такой замечательный кавалер еще наклюкался вместе с нею?
Правду говорят: дуракам закон не писан, а если писан — то не читан, а если читан — то не так… Ох, и какая же она дура! Такую надо еще поискать! И как банально, по-бабьи до примитивности: раз не пьет, а вот ради меня, такой распрекрасной, пусть хоть разочек, да и напьется…
Ну, это она уже после, потом анализировала. Ой, соха, соха, как же ты меня замучила, проклятая! Как же вылазят откуда-то эти гены в самый неподходящий момент! Да что уж там рассуждать теперь, когда третий звоночек прозвенел…
А прозвенел он, когда Лариса стекленеющим взглядом выхватила этот одинокий бокал на тумбочке, из которого ее кавалер едва пригубил.
— Мишель, что я вижу? — с возмущением в голосе сказала Лариса. — Так не честно. Расхваливал-расхваливал свое шампанское, а сам…
И она, такая смелая и неотразимая, зажав удлиненный бокал в ложбинке меж своих, теперь уже обнаженных грудей, решительно направилась к Михаилу, немного расплескивая и обливая свое тело золотистым напитком.
— А ты проказница, Лорик, — но как мне нравится такая умопомрачительная официанточка, — сказал музыкант, принимая бокал и нежно целуя Ларису в облитую шампанским грудь.