В этом месте должно было находиться и тело Алея-Бахмета — противника Миколки.
— Во-во! Вон и он самый лежит! — трепещущим от радости голосом возгласил Миколка, указывая своему спутнику на одно из неподвижных тел.
Действительно, холопы князя Ногтева приближались к телу Алея-Бахмета. Широко раскинув могучие руки, лежал бывший князь Бахметов, обратясь своим прекрасным лицом прямо к далекому небу… Странно, но он опять не производил впечатление мертвеца. Правда, его глаза были плотно сомкнуты, лицо бледно, губы сжаты, выражение этого неподвижного лица было так спокойно, что можно было почесть князя спящим. Если бы не груды тел вокруг, ясно напоминавшие о недавней битве, и не запекшаяся полоса крови на бритой макушке головы Андрея Михайловича, то можно было бы усомниться, действительно ли он мертв.
Товарищ Миколки, когда взглянул на лежащего перед ними убитого, с сомнением покачал головой.
— Ой, паря! — молвил он. — Чтой-то как он на мертвеца не походит? А как разодет-то! Вишь, наряд какой раззолоченный… К тому ж и шашка больно хороша! Ух, ладная шашка! — говорил Семен, выбирая из рук Алея шашку и помахивая ею, — а погляди-ка, погляди, Миколка, что у него на шее надето? Вишь, на цепочке! Ведь они, басурмане, крестов не носят, должно быть, ладанка заговоренная какая-нибудь.
Миколка, слыша эти слова, дернул цепочку, и глазам их представилась, действительно, ладанка, но вместе с нею и большой христианский крест, некогда подаренный Андрею Михайловичу Марьей Васильевной.
Миколка и его товарищ даже рты раскрыли от удивления.
— Да как же крест-то Христов на шею евонную попал?
— А уж эфтово не знаю! А только молодец он татарский, знатный, и что лег он теперь носом кверху, так эфто для нас, для русских, благодать. Нишкни! — говорил Миколка, все более и более восхищаясь своей победой над таким врагом. Он даже забыл свою трусость и, вздумав поглумиться над врагом, крепко схватил Алея за нос, произнеся:
— Вот и лежи, и лежи! И чихнуть не смей!
Но тут произошло что-то такое ужасное, что Миколка, заорав от страха во всю глотку, бросился бежать от тела Алея, как сумасшедший.
Оказалось, что предполагаемый мертвец открыл глаза и глядел прямо на них.
Словно с цепи сорвавшись, вбежал Миколка в стан и, обезумевший от ужаса, инстинктивно направился к палатке Данилы Андреевича. Тот как раз выходил из нее.
— Что ты? Ошалел, что ль? — воскликнул Ногтев, когда Миколка набежал прямо на него и чуть не сбил князя с ног.
— Там… Ожил… Я убил, — чуть слышным голосом проговорил он, трясясь от страха.
— Что такое? Где там? Ожил, говоришь. Аль убит?… Ничего не понимаю! — в недоумении произнес князь.
В это время к палатке Данилы Андреевича подлетел и Семен, перепугавшийся не меньше Миколки, несмотря на то, что он не был трусом.
— Стой, стой! — окликнул его князь. — Ты куда? Еще второй! Да что с вами такое? — продолжал Данило Андреевич, когда Семен остановился.
— Открыл… глаза! — выпалил Семен, едва переводя дух.
— Так вы этого-то и испугались? — усмехнулся Данило Андреевич.
— Еще б, княже, не испужаться! Был мертвец мертвецом и вдруг на! глаза открыл! — оправдывался Семен.
— Стало быть, жив был, а покойником только вам показался.
— Оборотень он! Беспременно оборотень! Потому — чуден: сам по виду как есть татарин, а на груди ладанка с крестом… Нешто это где видано, чтобы у басурмана поганого крест надет был? — продолжал Семен, значительно успокоившийся.
Такое сообщение заинтересовало князя.
Пойдем, посмотрим, что, за чудо такое! — сказал он, отходя от палатки и поспешно направляясь к полю недавней битвы.
Семен и Миколка-выкрест не совсем охотно последовали за ним: им далеко не было приятно снова увидать оживленного мертвеца; что это был мертвец — они были уверены!
— Покажите, где ваш покойник, — приказал князь, когда все трое уже находились в середине поля.
— Вон он лежит! — указал Миколка князю на Алея-Бахмета, сам между тем стараясь держаться за спиной Данилы Андреевича.
Ногтев подошел поближе к мнимому мертвецу.
Алей-Бахмет лежал в прежнем положении, только глаза его теперь были широко открыты, и в них виднелась еще не угасшая жизнь.
Данило Андреевич пристально вгляделся в лицо лежавшего перед ним. Тихий крик изумления вырвался из груди Ногтева.
— Да ведь это князь Бахметов! Вот где Бог привел встретиться! — с некоторой грустью проговорил он.
Бахметов, по-видимому, тоже его узнал. Губы его зашевелились: он как будто тщетно пытался что-то сказать.