— Возможно, вы мне не поверите, но на самом деле это было так. День у нее начинался со смеха и заканчивался смехом. Среди друзей за ней закрепилось прозвище «Сорока». Вы не знали об этом?
— Пожалуйста, рассказывайте дальше! — одновременно воскликнули Тати и Тато.
— Продолжаю. На протяжении всего дня она трещала как сорока. У нее всегда находилась тема для разговора. Отцу же очень нравился ее голос.
— Мама пела? — удивленно спросила Тати.
— Да, конечно, — улыбнулся Чипто. — Мы знали, что она не брала уроков музыки, но голос у нее был хороший. Вместе с ней всегда входила в дом радость.
На лицах обоих слушателей, сидевших справа и слева от Чипто, написано было необычайное удивление.
— Действительно, мой рассказ не выдумка. Юсуф и На́ни — так тогда звали вашу маму — отличались друг от друга, как небо от земли. Юсуф всегда иронически кривил губы, наблюдая за ее поведением. В свою очередь, по мнению Нани, Юсуф походил на ученого муллу, который никогда не расставался с кораном. Днем и ночью его можно было встретить с книгой в руках.
— Представляю, — прервала Тати, — как они ссорились. Странно, почему они полюбили друг друга? Непонятно…
Чипто пожал плечами:
— Спроси сама у матери. Ты, верно, слышала, что людям часто нравятся те черты характера, которых у них самих нет? Хотя они подтрунивали друг над другом, но в душе они восхищались поведением друг друга. Помню, я сам был очень поражен, когда узнал о помолвке Нани и Юсуфа. Но нужно сказать, что, помимо большого различия, в их характерах было и кое-что общее. Оба они были очень настойчивы. Эта настойчивость подкреплялась их твердостью. Именно благодаря этому они достигали того, к чему стремились. Рано или поздно добивались! — И вдруг, что-то вспомнив, Чипто громко рассмеялся. — Я вспомнил об одном их споре. Как-то Нани здорово обиделась на Юсуфа. У Нани в табеле были плохие отметки, и Юсуф сказал, что ей не перейти в следующий класс.
Мы, ее друзья, тоже этого боялись. В конце концов они поспорили. На что поспорили — было только им известно. Нани заявила, что непременно перейдет в следующий класс. Юсуф же считал это невозможным. В оставшееся время Нани занималась днем и ночью. В тот момент у нее была только одна цель — учиться. Она не собиралась уступать в споре Юсуфу…
— Но сейчас нет и следа озорства в характере мамы. Как оно могло совершенно исчезнуть? — заметила Тати с некоторым сожалением.
— Ты сожалеешь, что потеряла союзника, — съязвил Тато.
— А почему бы и нет? — ответила Тати. — Я думала, что хорошо знаю маму. Но, видно, многого я еще не знаю. — Тати хихикнула: — Оказывается, мама тоже была шалуньей. В самом деле, я об этом и не подозревала.
Видимо, поэтому мама так внимательно выслушивала рассказы Тати о происшествиях, в которые та попадала. И вместе с нею от души смеялась над шалостями Тати.
«Шалить можно, Ти, если ты знаешь меру», — всегда говорила мать.
Только сейчас поняла Тати, что мать имела в виду. Она хотела, чтобы ее шалости не исключали прилежания в учении.
И с грустью Тати представила, какие будут у нее отметки в табеле, который ей вручат через несколько дней. Восьмерки, полученные ею за последнюю неделю, не смогут уравновесить тройки и четверки, полученные до этого.
На помощь учителей рассчитывать было нечего. Многие невзлюбили Тати за ее поведение, особенно те, кто стал жертвой ее быстрого карандаша. Госпожа Мустафа, например, относила Тати к числу неисправимых детей. Но Тати не могла не рисовать и рисовала то, что есть на самом деле. Никаких преувеличений или преуменьшений. За что рассердился на нее пак Харди́, отобрав у ребят ее рисунок? Ведь она нарисовала физиономию дремлющего во время контрольной учителя, как это было на самом деле. Из всех учителей только директор относился к ней хорошо. Как-то он спросил Тати: «Оставишь ли ты мне на память один из твоих рисунков, когда окончишь школу?»
Из слов директора можно было заключить, что Тати непременно закончит школу.
Тати до боли сжала пальцы в кулак.
«Я должна закончить! — сказала она себе. — Во что бы то ни стало я должна, должна!»
Как Тати хотелось доказать сейчас, что настанет тот день, когда мать будет гордиться ею так же, как она гордится Тато.
Мать стала не той, что была в молодости. Тати очень сожалела об этом. От прежней маминой веселости ничего не осталось, лишь иногда мама что-то напевала про себя. Сейчас Тати многое в мамином поведении, характере стало яснее. Теперь ей было понятно, почему мама часто просила брата и ее, Тати, «о чем-либо поболтать». Она не любила, чтобы в доме было тихо. Смогла бы она спеть, как прежде, если бы дети попросили ее?