— Ну-ну, еще заплачешь, не гоношись, — Яша хохотнул, но глаза все тяжелели под веками.
— Не заплачу. Я тебе объяснить хочу. Если ты меня на работу, то дай мне ее сделать. Я сам знаю, что мне для того надо. Или — сам делай.
Яша прикрыл дверь, шаря рукой за спиной и подтянул к себе стул. Сел, положив на спинку подбородок. Рассматривал Витьку холодными глазами.
— Понял, мужик, понял, не дурак. Теперь послушай меня. Сперва о том, какой ты, сука, бедный. Побыть один, говоришь, приехал. Я не знаю, что там у тебя за трепеты в душе, но я мокруху нутром чую. Спрятаться приехал, раны зализать. Как знаю — мое дело, ты в одном мастер, я в другом. Заставил я тебя, говоришь? А сам не хотел, значит? Не снимал, девок моих не ебал, шампанское мое не жрал, так? Что тебя тут, паспорт, штоль держит? Ну-ну-ну! Сам захотел, сам остался. Вона, как глаза заблестели. А был как мороженый кур, мертвый.
Он покачивался, поскрипывая стулом. Под полупрозрачной белизной рубашки гуляли круглые мышцы, просто так, от удовольствия противостояния.
— Теперь, про сюрприз. Обломал ты меня, да. Насмелился правду сказать, перечишь вот. Я, понимаешь, в тебе запутался слегонца. Вроде ты мне и работник, а вроде и родственная душа…
— Я? Тебе?
— Заткнись, разрисованный. Ты, ты! Но сейчас работа важнее. По-родственному потом побазарим, когда все с плеч скинем. А сейчас буду с тобой, как с работником, ценным. С мастером. В-общем, так. Одевайся и приходи в банкетный. Когда все будут водку бухать и на дойки пялиться, мы с тобой сходим, посмотрим, и там я тебе все расскажу. Один на один. Идет? И будет у тебя еще куча времени, часа три или четыре. Сосредоточишься. А больше тебе и не надо.
— Откуда знаешь, сколько мне надо?
Яша усмехнулся и встал, поправляя запонки на твердых манжетах:
— А похожи мы с тобой. Как от одной матери братья.
Отодвинул стул и, подходя, наклонился, заглядывая Витьке в глаза:
— Вот только отцы у нас разные. Твой оттуда, — он ткнул палец к нежному потолку в кругах света, — а мой… — и бросил руку висеть свободно, показывая пальцем вниз, на мокрый отпечаток Витькиной ступни.
Дверь стукнула, а Витька еще несколько минут сидел, ощущая ступнями вместо пола тонкий лед, границей меж двух миров, от которой разлетались две бесконечности. В нижней бесконечности все шевелилось, опасно касаясь ног. Верхняя трогала веки и лоб легким ветерком. «А мы между ними, ходим, перемешиваясь», подумал Витька и осторожно встал одеться, уговаривая себя, — не провалится и не улетит.
56. ВАСЯ УХОДИТ В «ЭДЕМ»
Море качалось, выпив красного вина заходящего солнца. Смотрело вверх, запрокинув зеленое лицо, черное в середине от глубины и ему не мешали прозрачные облака, сыпавшие редкий снег, чтоб, как надо, в зимний праздник. Соленая вода обнимала огромный круглый мыс с впадиной в центре. Говорили, там был вулкан, давно, миллионы лет назад. Но ученые, рассмотрев в умные приборы берега и камни под цветущими травами, сказали свое слово. Не вулкан. Древние кораллы росли и умирали, создавая кольцо, подобное океанскому атоллу. А после окаменели, расталкивая море серыми плечами скал и валунов. Каменное кольцо, впору великану даже не из сказок или мифов, а еще большему.
…Теперь камень укрыт землей, как толстым живым одеялом. Земля поросла травами. И стало это так давно, что теперь камни, травы, деревья в балках и кайма желтого песка, которую вечно облизывает море — нераздельны. Иногда море, раскачавшись, выламывает из берега куски скал и роняет их в себя. Сверху наваливается на каменную рану оползень, укрывая глинистым одеялом обнажившиеся древние камни. Ждет трав. И они приходят. И снова все так же, как тысячи лет назад. Море, скалы под глиной, укрытой травами. Только вместо неподкованных копыт коней кочевников степь на холмах мнут колеса машин. Дыхание здешней земли, медленное и мощное, не дает строить удобных путей, — как проложить их там, где вдох разорвет асфальт ветхой лентой, а выдох сомнет разорванные концы, вспучивая рассеченные края новенького асфальта. Кажется, вот-вот земля оторвется и уплывет, крутясь, в море, пристанет к другим берегам и там заснет. Может, так и будет, но время земли медленно и не нам увидеть это. Нам лишь смотреть, как перемешивает земля сама себя, будто огромной ложкой, подскребая края песка. Делаются узкие пляжи широкими, а широкие пропадают через несколько лет, чтоб появиться с другой стороны круглого мыса. И те, кто живут здесь, дышат с землей и морем — пусть в тысячи раз быстрее течет их время, но оно вплетено в общее дыхание.