— Вот и кончились наши с тобой каникулы, Ноа-Ноа. Что-то нам Яков Иваныч расскажет…
Марфа ждала его у маленькой верхней калитки. Смотрела строго. Витька улыбнулся с напряжением.
— Да ладно, королева. Справлюсь, чего уж.
Кошка задрала хвост и пошла к дому. Он — за ней.
Во дворе медлил заходить в дом, мыл руки под струей ледяной воды, такой сильной, что гнутый кран раскачивался и дрожал. Вода с красных ладоней плескалась на темную полосу подтаявшего ледка, змейкой уползающего к огороду. А руки замерзли так, что побоялся выронить камеру и поднялся по ступеням, прижимая футляр локтем к боку.
Яша сидел в кухне, расставив ноги в брюках тонкой шерсти, сверкая узкими носами дорогих ботинок. Локоть на столе и вполоборота к двери — не пропустить ничего. Красивое лицо горело румянцем, блестели зубы. Был хорош, как зимнее яблоко, крепок и радостен, дышал свежестью здорового мужского тела. Оно там, под шерстяной тканью брючины натянуло ее мускулистым бедром, выперло сильным коленом.
Витька кивнул, прошел в свою спальню, сунул камеру под подушку. Скинул на постель, поверх покрывала, куртку. И, перед тем как идти в кухню, глянул на себя в зеркало, подумав мельком, сто лет не смотрел, почти забыл, какой сам.
И остановился в дверях, не сумев сразу оторвать взгляда от теплого льда старого трюмо. Серые глаза, казалось, стали темнее. Или — больше? Или глубже взгляд? Скулы на широковатом лице приподняты, обтянуты шершавой от ветров кожей. И рот… Потрескавшиеся губы сжаты, в углах рта резкие складочки вниз, к подбородку. Давно не стриженые волосы рассыпались короткими кольцами, оказывается, вьются, уж и забыл, что так. И — с подбородком что-то. Как-то он выше поднят…
— Витюха! — радостный голос раскатился по беленому коридору, тоже будто яблоки рассыпались, заскакали по углам, блестя свежими боками. Простые такие — бери, кусай, брызгая сок в разные стороны.
— Ну, где застрял? Я по твою душу. Иди, чаю выпьем.
Витька пошел по коридору, унося в памяти взгляд отражения. И стало ему не так муторно. Думал, вот этот в зеркале, не так плох и видно, не слаб. Что-то в нем есть. Появилось.
Лариса стояла у раковины, терла полотенцем чистую тарелку. Пыхтел чайник. Блестели зубы Якова Иваныча.
— Если чай, шубу-то снял бы, — сказала она.
— Некогда, мать, рассиживаться. Вот нальешь, хлебну и поеду. Только со студентом сговорюсь на завтра. Ну, Витек, выбирай, где поснимаешь?
— А где можно?
Яша подставил чашку под кипяток. Зазвенел ложечкой.
— Завтра можешь в спортзале. Девчоночки на тренировку придут. Нам скоро на сборы ехать в область. Фитнес всякий.
Достал из кармана складной нож, пощелкал, любуясь полировкой и блеском серебряных накладок. Отпилил кружок лимона на блюдечке.
— А днями, после… Кажется, в море хотел? Новый ставник у нас, по берегу километров пять отсюда. С утреца выедем и все, пощелкаешь. И сети, и рыбу, и байды с катером. Идет?
Яша прижал лимон к внутреннему краю чашки и придавил, добывая из маленького солнышка сок. Отскакивали Витьке в глаза блики от ложечки в сильных пальцах..
— Хорошо. Тренировку сниму. А сети чтоб снять, мне надо будет пару раз сходить с рыбаками, без камеры.
Витька стоял в дверях, смотрел как Яша прихлебывает светлый от лимона чай. И пот выступает на лбу, бисером по резким морщинкам.
— Вона… По-взрослому все? Ну…
Гость поставил чашку на стол и поднялся. Вытер лоб белоснежным платком и сунул его в карман пиджака.
— Тогда так, Витюха. Снимешь в зале, кинешь на комп, вместе посмотрим. Если мне понравится, то и в море выйдешь. А после уже всерьез моими спортсменками займешься, как договаривались. Девчонки видные, фактурные, третий год на тренажерах, а летом — плавание у них. Деньгами не обижу.
Он прошел мимо Витьки, задевая распахнутыми полами дубленки, и из коридора, уже помахав Ларисе рукой, спросил:
— А где ж дочка-то? Вторую неделю не вижу красавицу.
Лариса поставила на полку тарелку и аккуратно повесила на крючок полотенце. Встала рядом с Витькой.
— В городе.
— Вот как! И надолго?
— Навсегда.
Зубы Якова Иваныча перестали блестеть и в коридоре стало темнее. Он покачался на носках ботинок.
— Вот как, значит…
— Да.
— Ну что ж. Как вернется из своего навсегда, ты ей, мать, скажи, Яша рад ее видеть.
Снова блеснул зубами и, не дожидаясь ответа, пошел на свет открытой двери. Прошагал по плиткам дорожки, крепко ставя ноги. Витька услышал, как заработал мотор легковушки. Закричала глупая курица, захлопала крыльями, — машина разворачивалась. И закудахтала успокоенно, — уехал, можно дальше гулять по разъезженной глине.