Елена Блонди
ТАТУИРО (HOMO)
Глава 1
– Ты готов?
– Да!
И все, кроме ветра, пропало. Плотный воздух обтекал лицо, скользил по коже.
«Летим!» – мелькнула восторженная мысль и сменилась боязливой – «или падаем…». Он напряг зрение, пытаясь разглядеть женщину рядом, но темнота была полной – черный ветер. Сердце сжалось, и тут же – пожатие холодных пальцев.
– Не бойся! Отпусти себя! – дыхание выбивалось из тугого ветра, щекотало ухо. И Витька понял, что надо делать: чувствуя, как закипает кровь, отбросил страх, сжал ее руки. И сразу ускорился полет. Запрокинул голову, смеясь в кромешную тьму. Женщина вторила ему нежным смехом.
Как две рыбы, прильнув друг к другу телами, они кружили в ночном пространстве с немыслимой скоростью. Синхронно изгибались, вонзались в темноту, бросались из стороны в сторону, ныряли вниз и камнем падали – бесконечно долго, чтобы потом, прогнувшись, снова нестись вверх, переплетая пальцы и запрокидывая лица навстречу мраку.
«Ноа!» – мысль становилась ярче, объемнее, переполняя мозг:
«Я знаю имя! Ноа! Н-на Нуи-и Ноа!!!»
– Эй! Вить! – темнота схлопнулась, оставив вместо себя жиденький серый рассвет, замаячила перед глазами растрепанная голова, – ты чего? Проснись! Мне уходить надо, а сигареты где? Я свои в клубе забыла.
Витька зажмурился, пожалел, что не умеет сворачивать уши. Дура Ирка – такой сон испортила! Лежал, притворяясь спящим, гулко билось сердце. Во рту пересохло.
– Хватит дрыхнуть! Обещал отвезти домой! Мне ж сегодня еще на фотосессию! – в Иркином голосе послышались визгливые нотки.
– Обещал, так отвезу, – в подушку пробубнил Виктор, – дай проснуться.
– Дай-дай! От вас только и слышишь, что дай! Один без денег, другой без машины, ты вот – думала нормальный, а туда же, всю ночь орешь и мычишь! Догоняешься чем-то, что ли?
Витька вздохнул и сел в постели, обнял колени:
– Чего верещишь? С похмелья? Так не надо было вчера с двух рук коньяк хлестать. Тоже мне, декадентка хренова! Нет бы, завтрак с утра приготовить, или кофе!
– Тебе-е? Кофе?!! – Ирка промахнулась помадой мимо губ, – да ты кто такой? Со мной, знаешь, какие люди общаются? И, между прочим, завтрак в постель приносят!
– Ага, только не общаются, кошечка моя, а употребляют.
– С-скотина!! – Ирка, тряся стильными разноцветными кудряшками, подхватила сумочку, рванула дверь спальни. Уперев подбородок в колени, Витька наблюдал за ней с мрачным удовлетворением. Не меняя позы, выслушал, как буйствовала в прихожей – там зазвенело, глухо брякнуло, заныла гитарная струна. Дверь в спальню с треском распахнулась, и мимо кровати снарядом пролетела вычурная бронзовая ваза, сбила табуретку и вместе с ней въехала под стол. Старый паркет украсили выпавшие из вазы старые перчатки и носовые платки.
Входная дверь захлопнулась.
«Умница!» – констатировал. «Не стала высоко кидать, побоялась стенку испортить». Упал на подушку, закрыл глаза и попытался вспомнить, как летал. Не вспоминалось.
Потянулся и снова сел, сбросив одеяло. Рассеянно потер ногу. Под ладонью заболело.
«Татуировка!» – радостно спохватился. Вытянул правую ногу и уставился на подживающий рисунок. Разноцветная змейка обвивалась вокруг голени, захлестнув щиколотку тонким хвостом. Узкая головка почти легла на колено. Осторожно провел пальцем по раздвоенному языку.
– Красавица! – прошептал, разглядывая переливчатую чешую, – прямо живая!
И нахмурился. Кажется, полмесяца назад, когда только вернулся от мастера, головка змейки была немного ниже.
– Ты ползаешь, да? – снова погладил припухший рисунок. Рассмеялся и тряхнул головой. Глупости! Просто, так близко он свою новую татуировку еще не разглядывал. У мастера было слишком больно – невозможно сосредоточиться. А потом начались эти сумасшедшие две недели, и было не до любования.
Он спрыгнул с постели и, не одеваясь, отправился в кухню. Посвистывая, сварил кофе.
Развалился на кухонном диванчике, отхлебнул, обжигаясь. Подумал, и отключил телефон. Обойдутся без него пару часов!
Забавно, еще месяц назад напрочь никому не был нужен, а сейчас!… Поглядывая на огонек телефона, безголосо разрывавшегося на кухонном столе, Витька лениво перебирал в памяти события последних недель.
Дожив почти до тридцати лет, Витька Саенко был образцом умеренности, если не сказать – усредненности. По утрам, бреясь в маленькой ванной с высоким потолком в рыжих разводах, он рассматривал себя в зеркало и думал, а может быть, так оно и надо? Серые глаза и русые, коротко стриженые волосы, не слишком широкие плечи и не самая атлетическая фигура. Рот как рот, нос как нос. Разве что уши торчат, да и то не слишком. Ничего, в общем, примечательного.