Мастер вздохнул, спрыгнул со стола и заходил по захламленным лабиринтам, продолжая держать рисунок под мышкой. Каждый раз, когда он поворачивался, Витька напрягался, надеясь увидеть хоть что-то на изломанном листе.
– Три желания, – раздумчиво проговорил мастер, – три попытки, три дороги, три дочери царя… каким хламом забиты ваши головы! Откуда столько жадности? Вы уверены, что третье самое лучшее! Вы думаете, «чтО он придержал для себя? Что-то неимоверное!» Восхитили мои эскизы, так? Но, не покажи я вам третий, останетесь разочарованы и будете вечно тосковать по тому, чего недополучили. И все потускнеет, станет ненужным. А я, принятый поначалу за гения, стану для вас насмешником за спиной.
Витька слушал, чувствуя, как жар заливает шею, уши, лицо. Он опустил голову, и ему казалось: жар, стекая по носу, начнет капать на пол, прожигая линолеум. Тогда он резко поднял лицо и глянул на мастера:
– Как вас зовут?
– Что? А, да, мы же не познакомились. Я, обычно, не настаиваю на условностях. Люди приходят ко мне только один раз. Продолжения не бывает.
– Да, я это понял! И растерялся! Я же не могу ошибиться! Это же не просто так татуировка, чтоб после еще одну! Поймите! Я фотограф, – образы, тени, линии – профессия. Я восхищен, да. Но хочу, чтоб в самое сердце, понимаете? Вы же сами сказали, спрашивали то есть, чего хочу. Я и хочу… чтоб…
Он замолчал. Снова опустил голову:
– А если своей не найду, не буду делать. Вообще. Клянусь.
Слова упали на истертый линолеум смятыми бумажками. После минутной тишины Витька поднял голову и растерялся, натолкнувшись на взгляд, полный сожаления и понимания.
Мастер покачивал головой, медленно сминая так и не увиденный эскиз. Вздохнул, отбросив бумажный комок, и двинулся к стене с занавеской.
Подойдя, осмотрел старый шкаф, из тех, что бабушки называют «шифоньерчиками», примерился и ухватился с одной стороны.
– Идите, поможете.
Витька с готовностью ухватился за обшарпанную фанеру. Вдвоем они отодвинули ветерана. За ним обнаружился большой лист бумаги, небрежно прикнопленный к стенке.
– Сейчас, – мастер отколупывал кнопки, складывая их в ладонь. Лист зашуршал, свернулся верхней частью и отвалился, и Витька застыл перед открывшимся фотопортретом, намертво приклеенным к старой стене.
Это было черно-белое изображение. Спиной к зрителю сидела обнаженная девушка. Только что сидела ягодицами на пятках и, вот, собралась вставать. Плавно изогнув спину с цепочкой оттененных позвонков, она опиралась пальцами правой руки в пол – просто так, легонько и без напряжения. В правую же сторону наклонена голова – прямые черные волосы, едва доходя до плеч, длинными иглами показывали направление наклона. Округлые ягодицы, уже приподнявшись над ступнями, слегка напряжены. И трогательно, чуть косолапо повернутые ступни с поджатыми пальчиками. Узкие пятки, на черно-белом снимке казавшиеся темнее, чем остальная кожа («она же сидела на них» – подумал, – «они темно-розовые»). Левая рука модели, с отставленным в сторону локтем, пальцами касалась уха, слегка взъерошив в этом месте волосы.
Съедая глазами снимок (за шкафом, не новый, нет ее, нет! В этой жизни, наверное, нет…), не сразу заметил татуировку. Какое тату, если только что он увидел свою женщину!
Множество женщин пытаются уговорить мужчин в сладкий момент после сладкого оргазма – я твоя женщина! И многие мужчины, ощущая неумолимое течение времени – песок меж растопыренных пальцев (а что я смогу через пять-десять-пятнадцать лет?), кивают головой в душной темноте, насыщенной испарениями джунглей – да! Не забыв уточнить про себя – ну, наверное, да….
А сейчас Витька смотрел на эти линии, оттенки, полутона – без всякого «наверное».
Это было то, что напыщенно выделяют большой буквой, жирным курсивом – кто как умеет. Вик знал, что сможет жить дальше и не зачахнет, конечно. Но одновременно знал и что никакие «я – твоя» не обманут его с этого мгновения. И понимание наполнило страдальческой гордостью и восторгом. Впереди жизнь без иллюзий, – но видеть он будет больше.
– Ну? – суховато поинтересовался мастер.
– Сейчас, – неопределенно пробормотал Витька, собираясь с мыслями. И увидел.
Татуировка занимала всю спину. С правого плеча к позвоночнику стекало прихотливо расписанное тулово, чтобы, изогнувшись посреди спины, окантовать сбоку левую ягодицу и, под ней, сужаясь, уйти в пространство между бедрами. Додумывая те части, которые пришлись на живот и грудь (здесь Витьке стало просто нехорошо), он опустил взгляд на левую ногу модели и увидел ожидаемое окончание рисунка – узкий хвост, захлестнувший тонкую щиколотку.