– Ну? Ну, подожди, милая, все хорошо, все. Успокойся. Сейчас мы постучим. Да? И спросим о нем. Ведь он вошел, его тут знают. А это просто магазин. Там наши внутри. Еще там. Так?
Наташа закивала, тыкаясь мокрым носом в его майку, вздохнула прерывисто.
– Я ведь не знаю английского. Ты и спросишь. Не кричи только, хорошо? Улыбнись и спроси. Объясни, хотим купить рисунки. Все сразу. Я стучу, да?
И он, подняв тяжелую петлю кнокера, стукнул о металлическую пластину – раз, другой. Металл глухо заныл. В звук его вплелся скрип открываемой двери. Маленький хмурый мужчина глянул на них из-под небрежно наверченного тюрбана. Выслушал сбивчивые Наташины вопросы. Покачав головой, сказал что-то по-арабски и стал закрывать дверь.
Наташа вцепилась в косяк, подтаскивая Витьку поближе и, одновременно крича на араба, приказала:
– Ногу ему покажи.
– Чего?
– Дурак, змею покажи, быстро!
Витька, улыбаясь криво, выставил ногу и задрал штанину длинных расписных шортов. Наташа, продолжая быстро говорить, присела и провела по рисунку рукой, умоляюще глядя на стража снизу вверх.
Тот замолчал. Отпустил дверь. И отступил в полумрак за ней.
– Сработало… – Витька отпихнул девушку за спину и медленно, ничего не видя после яркого света, вступил в душную темноту, состоящую из волн парфюмерных запахов, вони чеснока и подступающей от пола плесневой сырости. Наташа подталкивала его сзади, дыша в плечо.
Дверь захлопнулась. Полминуты постояли, привыкая глазами к слабому свету. Привратник щелкнул выключателем. Тусклая лампочка осветила маленькое помещение – кровать у стены, тумбочка, накрытая пожелтевшими газетами, и черно-белый древний телевизор на ней, по выпуклому замызганному экрану его ползали сонные мухи.
«Консьерж, как в нашем доме просто», – Витька подавил истерический смешок, углядев рядом с телевизором литровую банку с воткнутым кипятильником. «Если бы не запах»…
– Ну, будем ему объяснять? – тихо спросил, – на каком языке?
Но говорить не потребовалось. Араб, кряхтя, опустился на колени и вытащил из-под кровати старенький чемодан. Откидывая крышку, потянул светлую кисею. Встал и, пятясь, тащил и тащил ткань, от которой в комнатке будто стало светлее. Ухватив последний кончик, повернулся к Наташе, прижимая обеими руками мягкий сугроб к животу. Объяснял, кивая подбородком на кровать. Но увидев, – не понимает, возвел глаза, скинул ткань на потрепанное покрывало и, жестами, потянув осторожно за край платьишка, показал, мол, снимешь, оставишь на кровати. Зацепил черным пальцем прозрачный краешек, показал и на голову, как прикрыть. Наташа кивала, уже взявшись руками за пуговицу на плече – снимать. Но закричал грозно, нахмурился и, причитая скорбно, зазвенел ключами, схватил Витьку за майку и вытолкнул в другую дверь, ведущую вглубь здания.
Витька ошарашенно смотрел в большой, полный звуков и запахов зал. Вдоль широкого прохода, уставленного колоннами – такими же, как на входе, – просторные ниши со столами. Лавки усеяны нормальными, родными туристами. С радостным гомоном, осматриваясь по сторонам и перекрикиваясь, они держали в руках обязательные пиалы и стаканчики с пурпурным чаем. Нюхали подносимые мальчишками крошечные пузыречки, тыкали пальцами в полки, уставленные разноцветными стеклянными сосудами с белыми этикетками. Витька машинально помахал рукой соседу по автобусу, что крикнул невнятное, поднимая в знак приветствия страшноватый флакон с духами размером с винную бутылку. И поежился, представив Наташу, входящую в зал обмотанной десятком метров прозрачной кисеи.
В рассеянном гаме еле расслышал за спиной тихий стук. Видимо, уже завернулась и…
Привратник приоткрыл дверь, но, вместо того, чтобы выпустить девушку в зал, втолкнул Витьку обратно. Хлопнул створкой, звякнул ключами, запирая.
Витька стоял, переминаясь с ноги на ногу, смотрел на маленькие босые ноги на грязном полу, кончики пальцев руки, держащие край ткани у подбородка, на потемневшие от волнения глаза. Все остальное скрыто, укутано светлым дышащим облаком нежной кисеи. Краем глаза увидел брошенное на постель платье, повернул голову. Покраснел, – из-под платья выглядывал комочек трусиков и лямочка скинутого бюстгальтера.
Страж забормотал одобрительно, потом укоризненно, дергая Витькины шорты и покачивая головой. Тот напрягся, но команды раздеться не получил, лишь нехотя разулся, после того, как араб прикрикнул на него дважды.